Была также развернута дискуссия о соотношении местного и дальнепривозного топлива, которая раздувалась намеренно, причем члены «Инженерного центра» защищали взаимоисключающие позиции. Размин показал: «Были две постановки вопроса. Одна заостряла вопрос о местном топливе, давая возможность отодвигать проблему связи Юга и Северо-Запада и Юга и ЦПО. Вторая постановка шла, наоборот, в пользу преувеличения донецкого топлива, она производила своего рода демпинг по отношению к местному топливу».
Из этой дискуссии, которая получила свое отражение в хозяйственной прессе, нельзя было понять, к чему склоняются хозяйственники. К тому же она, выдвигая на первый план то одну, то другую точку зрения, позволяла вредителям извлечь выгоду в любом случае. Упор на местное топливо серьезно затруднял топливоснабжение Ленинграда и Центрально-промышленной области вокруг Москвы, поскольку эти районы не обладали достаточными ресурсами местного топлива. Упор на донецкий уголь также позволял расстроить снабжение топливом во время войны по примеру расстройства хозяйства во время Первой мировой войны путем подрыва работы транспорта или диверсий на шахтах.
В отношении этой сверхмагистрали также была умышленно развернута дискуссия, в которой представители Госплана выступали за сверхмагистраль, а представители ВСНХ – против, мотивируя свою позицию дороговизной строительства. Прокурор уточнил во время допроса Рамзина 1 декабря:
«Крыленко. Установка, которая была дана по вопросу о сверхмагистрализации, состояла в том, чтобы затянуть спор и ничего не делать?
Рамзин. В этом и была суть».
Наконец, третий удар по топливному хозяйству проводился через электрификацию Донбасса. Рамзин признавал электрификацию ключевым вопросом, поскольку от него зависела механизация и рост добычи угля. Потому всеми силами тормозилось строительство Штеровской электростанции на угольных отходах, запланированной еще в плане ГОЭЛРО, а на вопросы о том, где Донбасс возьмет электроэнергию, вредители указывали, что энергоснабжение будет возможно с ДнепроГЭСом, когда он будет достроен. Строительство станции уже началось, но до пуска было еще далеко и еще дальше до строительства ЛЭП в Донбасс, что было сделано только во второй пятилетке. Принцип комбинирования, положенный в основу всех планов развития промышленности, был в этом случае весьма изобретательно извращен и поставлен на службу вредительским целям. Не говоря уже о том, что во время войны ЛЭП от ДнепроГЭСа в Донбасс могла быть легко повреждена, что вызвало бы резкое сокращение добычи угля.
Не менее изобретательно тормозилась электрификация Центрально-промышленного района на основе подмосковного угля. По показаниям Рамзина, торможение строительства крупной Бобриковской станции было директивой «Промпартии» (созданной летом 1928 года на основе «Инженерного центра» после провала в Донбассе и ареста Пальчинского). Для этого также была умышленно раздута дискуссия о строительстве Бобриковской или Тверской электростанции. Проект Тверской электростанции разрабатывался в противовес Бобриковской электростанции.
В отношении последней крайне медленно велась разработка проекта. Пока он разрабатывался, он успел так устареть, что его пришлось переделывать. Тогда Энергоцентру было заказано пять вариантов нового проекта, один из которых рассчитывался на оборудование на 100 атмосфер, которое в то время имелось только в США и заказать которое было нельзя.
Рамзин показывал, что все эти вредительские меры по топливу должны были помочь интервенции: «По плану 1929/30 года, то есть того года, в который намечалась интервенция, при малейшем нарушении снабжения должна была произойти топливная катастрофа…». |