- Ну, продолжай, господин урядник. Что ты меня? В задницу расцелуешь?

              Урядник побледнел, враз осунувшись. Челюсть его отвисла, обнажив ряд желтых, прокуренных зубов.

              - Что замолк, герой? Или ты герой только против безоружных, да раненых? Мразь ты, урядник! Мразь!

              - П-п-простите, Христа ради, господин, хорунжий… - залепетал урядник. – Бес попутал, не иначе. В бою – то я нормальный казак, вот хочь у хлопцев спросите…

              - Да, дерьмо ты и в бою, - перебил его казак Мажаров. – Вечно за чужими спинами прячешься.

              - Помилуйте, господин хорунжий, - урядник сполз с коня и на коленях засеменил к Орлику.  – Не погубите душу християнскую, не дайте позорной смертью помереть…

              - Тьфу, бля, - сплюнул презрительно Мажаров. – Да умри ты достойно, коль жить достойно не мог!

               И, выдернув из-за голенища сапога германский штык – тесак, ловко метнул его в спину урядника.

              Тяжелая золингеновская сталь с глухим стуком пропорола изношенную ткань гимнастерки и, почти по рукоять вошла уряднику меж лопаток. Тело распласталось по земле, раскинув руки.

              - А тебе не надо было об его мараться, хорунжий, - глухо сказал Мажаров. – Не стоит он того. Дрянной был человечишко, и казак - вопче никудышний. И не переживай. Он бы все равно тебя убил. Он едва завидел тебя, сказал: «Гляди, Мажаров, вот и пожива наша идет. Конек-то арабских кровей. Да и во вьюках, видать, есть чего хапнуть». Так что, иди с Богом, хорунжий! Мы тут как – нибудь без тебя разберемся с телом.

              - Храни вас Господь, братцы! – сказал Путник и тронул поводья. – Даст Бог, свидимся еще по хорошему поводу, да по чарке горилки выпьем за славу казачью.

              - Да-а, - протянул казак Мажаров. – Иде она, слава – то?  Со своими братами – казаками бьемся! Они за вольный Дон, и мы – за вольный Дон. Сколь уже казацкой кровушки пролито за Дон, а он течет себе… Так что, брат ты мой, господин хорунжий, слава казачья, а жизнь наша – собачья…. Иди себе с Богом….

              - С Богом, - повторил Путник и слегка натянул поводья. Орлик тут же сорвался в галоп, быстро удаляясь от Дона и от Ростова – города, который так неласково встретил казака.

              В полдень, когда солнце припекло так, что раскаленный воздух обжигал губы, Путник сделал привал на берегу какой-то небольшой речушки в тени огромной раскидистой ивы, спустившей свои длинные, тонкие ветки до самой воды. Свалив вьюки с крупа коня, и с большим трудом расседлав его, он отпустил его в реку. Доковыляв до толстого, в два обхвата ствола ивы,  Путник разделся до подштанников и занялся своей раной.

               Наспех обработанная на Дону, рана выглядела гораздо хуже.