– Распекаева, спорим на сто долларов, если ты сейчас не согласишься мне дверь открыть, я беру камень... Беру... Беру! И ща ка ак в окно шваркну! – прокричал он, но вдруг решил ещё раз попытаться пойти на мировую: – Распекаева, открой дверь! Я всё прощу! Ра спе ка е ва! Вот стерва! Никогда денег не даст! Подлюка! – Юрик, доведённый до бешенства, сел в машину и с диким рёвом отчалил от подъезда ненаглядной, единственной королевы и стервы в одном лице.

– Включай свою Кончиту! – великодушно молвила Анфиса и удалилась в свою комнату, дабы отдаться Морфею нынче пораньше из за грядущего длинного и утомительного путешествия.

Однако Морфей нашу героиню в объятия заключать не торопился. Поначалу ей всё мерещился разъярённый Юрик Эразмов за дверью, в ушах ещё эхом отзывались удары его ладоней о железную дверь, угрозы разбить окно, мольба о ста долларах. Потом на губах её появилась едва уловимая улыбка, освещая лицо, словно солнечный утренний луч комнату. И какой он всё таки идиот, подумала Анфиса, и мысль эта, а может, воспоминание непосредственно о самом идиоте, заставили биться её сердце чаще, а в душе внезапной и непонятно откуда взявшейся искрой вспыхнуло сожаление: «Жаль, я не могла пустить его сегодня! Попрощались бы! Шутка ли – ведь я бросаю его, выхожу замуж!». Хоть эта мысль навевала тоску и печаль на героиню нашу, но она уж всё для себя решила. Нет, не решила даже, а наперёд знала, что в самом скором времени (а именно не позднее чем через два месяца с небольшим) она станет замужней женщиной, несмотря на то что Анфиса понятия не имела, кто будет её законным супругом в течение ближайших пяти лет.

Тут надо заметить, что она не особо убивалась по поводу разрыва с любимым человеком, с которым регулярно (едва ли не каждый день) встречалась вот уж четыре года, испытывая при этом самые что ни на есть нежные к нему чувства, более того – временами она любила его настолько страстно, что однажды (может, о подобных вещах и неуместно писать в книге, но автор не в силах удержаться, потому как нижеизложенный факт упоминается не ради красного словца или шокирования уважаемого читателя, но рисует характер героини) в порыве, во время любовных утех, так сказать, в пылу, в бреду Анфиса взяла и укусила господина Эразмова за нос, да так сильно, что бедолага потом целую неделю проходил с распухшим органом обоняния, то краснеющим, то синеющим, то зеленеющим, то желтеющим, покуда тот снова не вернулся в прежнее нормальное состояние.

Нельзя отрицать, что Анфиса Распекаева любила своего непутёвого, азартного до болезненности поклонника, но была в ней одна черта – не знаю, хорошая ли, плохая, но в собственных интересах, если нужно было выбирать между пускай даже ничтожной какой нибудь выгодой и любимым человеком, она, не сомневаясь ни секунды, бросила бы любимого человека. И особо по этому поводу расстраиваться б не стала – был возлюбленный, да весь вышел.

Вот и теперь, лёжа на широкой постели своей в одиночестве, слыша отчаянный сочувствующий рёв Люси из соседней комнаты (вероятно, у Кончиты с Хуаном снова что то не срослось, снова не удалось им совершить побег, и он был отложен – теперь на 257 ю серию), Анфиса, будто прощаясь со своей любовью, выудила из бочки памяти, кишмя кишевшей разными воспоминаниями, определённые, только теперь ей нужные, связанные с Юриком Эразмовым. Таким образом она прощалась с ним, чтобы более никогда не возвращаться к нему, потому что пламенный поклонник оставался за бортом её новой жизни – жизни обеспеченной дамы с богатым прошлым. Пускай он захлёбывается, барахтается, машет руками посреди огромного океана бытия, где повсюду подстерегает опасность, где только и шныряют акулы с поразительно равнодушными непроницаемо холодными глазами, где огромными стаями шастают пираньи в поисках добычи и, напав на нее, вырывают куски мяса из тела жертвы – они за минуту способны очистить до скелета такого видного, крупного мужчину ростом под два метра.