| — А наши девчонки говорили, что вы встречаетесь с Игорем Санычем. Они вроде даже видели вас вместе, — в его голосе слышалась спокойная задумчивость. — Не-е, — ответила я. — Он вообще гей. — Да ладно! — Дима аж присел. Я слегка улыбнулась от такой реакции. И только теперь до меня дошло, что он успешно меня отвлек от погружения в себя. — Об этом никому не говори! — и тут же исправилась: — Ни о чем никому не говори! — Хорошо. Пусть наши девочки продолжают лить слезы по брутальному физруку, — он рассмеялся, но снова взглянув на меня, успокоился. — Да правда, хватит уже себя корить. И не посадят вас, потому что я совершеннолетний. Не посадят?! Если это его успокоительная стратегия, то она больше похожа на открытую насмешку! — Заткнись, — буркнула я. Но он никак не унимался: — Да я серьезно. Авария в шестом классе, я поэтому год пропустил, — он вытащил ногу из-под одеяла и продемонстрировал огромный красный шрам на бедре. Я судорожно сглотнула, потому что уже видела это... ночью. А сейчас лицезреть его голое бедро мне нужно меньше всего на свете! В который раз резко отвернулась, на глаза так и пытались навернуться слезы отчаянья. Почувствовав осторожное прикосновение к руке, дернулась от неожиданности. — Елена. Александровна, — отчетливо и впервые с едва уловимым раздражением произнес он. — Ничего. Страшного. Не. Произошло. Мне хотелось выть от безысходности, но истерику пора было заканчивать, поэтому я почти решительно взглянула на него. Но увидев, что он подкуривает сигарету, спросила неожиданно для самой себя: — Ты куришь? Он рассмеялся, запрокинув голову. — Да вы, наверное, в ужасе, что узнали обо мне такое! И правда, по сравнению с остальным — мелочь. Я узнала о нем такое, что без краски на лице и вспомнить не смогу. И о себе тоже узнала немало. — Давай и мне тогда, — он с понимающей улыбкой протянул сигарету, потом щелкнул зажигалкой. Мы сидели рядом, не касаясь друг друга, опершись на спинку кровати и молча курили, сбрасывая пепел в тот самый пластмассовый стаканчик. Сигаретный дым без привычки казался отвратительным, но зато это отвлекало. Вдруг Дима нарушил молчание задумчивым: — Надеюсь, это не обязует меня теперь жениться? Видимо, он решил, что я уже полностью готова к издевкам. — Придурок, — отозвалась я, но уже без прошлой ярости. — Мне как-то надо выбираться отсюда. — Пойду, разведаю обстановку, одевайтесь пока, — он затушил сигарету и сел, натягивая джинсы. А я смотрела на свежую царапину на его спине. Похоже, от моих ногтей. Дима открыл замок и вышел. Кто из нас догадался запереть дверь? Чья эта комната? Почему нас отсюда не выгнали? Он вернулся минуты через три и, поднимая свою рубашку с пола, сообщил: — Там все давно разошлись, а хозяева дрыхнут. Никто не станет свидетелем вашего позорного бегства, — он улыбался, пытаясь сгладить неловкость между нами. Я почти успела одеться и спешила застегнуть блузку. После этого нашла сумочку и обувь, подошла к зеркалу и руками пригладила волосы. От вчерашнего макияжа не осталось и следа. Но это как раз совсем не удивительно. Молча направилась к двери, но он шагнул наперерез. — Лена, послушай... — никакого наигранного веселья в голосе. Я от неожиданности такого обращения посмотрела ему в глаза, чего уж точно не собиралась делать, и тут же отвела взгляд. Он пальцами поднял мой подбородок, заставляя снова посмотреть на него. Я раздраженно оттолкнула его двумя руками, заставив отступить на шаг. Вся сдерживаемая злость перехлынула через шаткие границы едва установленного контроля. — Елена Александровна, — очень жестким, почти звенящим голосом. — Ничего не случится, если вы на меня посмотрите. |
