– Значит, лететь без него? – воскликнул глубоко огорченный шотландец.

– Да неужели ты думаешь. Дик, что и мое сердце не обливается кровью? Разве я не подчиняюсь самой крайней необходимости?

– Я в твоем распоряжении, – проговорил охотник. – В путь!

Но пуститься в путь было не так-то легко. Крепко засевший якорь не поддавался, а «Викторию» так рвало вверх, что это еще усиливало трудность подъема. Кеннеди никак не удавалось освободить якорь. Положение становилось опасным. «Виктория» могла вырваться и улететь прежде, чем Дик успеет взобраться в корзину.

Не желая подвергаться такому риску, Фергюссой заставил шотландца поскорее влезть в корзину, а затем перерубил якорный канат. «Виктория» подпрыгнула в воздух на триста футов и понеслась прямо на север. Фергюссону ничего не оставалось, как отдать шар во власть бури. Он скрестил на груди руки и погрузился в печальные размышления. Помолчав несколько минут, доктор повернулся к своему столь же безмолвному другу.

– Быть может. Дик, и вправду нам не следовало искушать бога – предпринимать подобное путешествие. Как видно, оно выше сил человеческих, – проговорил он с тяжелым вздохом.

– А помнишь, Самуэль, всего каких-нибудь несколько дней назад мы радовались, что избежали стольких опасностей, и жали друг другу руки?

– Бедный наш Джо! Какой он чудесный малый! Честнейший, искренний! Как охотно он пожертвовал своим богатством, хотя был им ослеплен в первую минуту! И вот он где-то далеко… А ветер с невероятной быстротой уносит нас.

– Но послушай, Самуэль! Если даже допустить, что он попал к какому-нибудь племени, живущему у озера, то почему надо думать, что его постигнет другая участь, чем, скажем, Денхема и Барита, которые побывали в этих же местах. Оба они ведь вернулись на родину?

– Эх, мой бедный Дик! Да ведь наш Джо не знает ни единого слова местных наречий. К тому же он один-одинешенек и без всяких средств. Исследователи, о которых ты упоминаешь, приближаясь к какому-нибудь населенному месту, обыкновенно посылали заранее подарки вождю, а затем появлялись перед ним и сами, вооруженные, с сильным конвоем. И при всем том заметь, они не могли избежать самых ужасных напастей. Что же после этого может ждать нашего несчастного товарища? Страшно подумать! Мне кажется, что никогда в жизни не переживал я большего горя.

– Но, Самуэль, ведь мы вернемся же!

– Конечно, вернемся, даже в том случае, если бы пришлось для этого бросить «Викторию». Тогда мы пешком дойдем до озера Чад и установим связь с султаном Борну. Я уверен, что у арабов не может быть плохих воспоминаний о первых европейцах, которые побывали у них.

– Самуэль, я всюду готов идти за тобой! – с жаром воскликнул охотник. – Ты можешь вполне рассчитывать на меня. Лучше не вернуться домой, чем бросить Джо. Он пожертвовал собой для нас, а мы за него отдадим свою жизнь.

Такое решение несколько подбодрило их, влило в них новые силы. Фергюссон предпринял все возможное, чтобы попасть в воздушное течение, которое понесло бы их обратно к озеру Чад. Но, увы, это ни к чему не привело; да и немыслимо было стать на якорь при таком урагане на голом месте.

«Виктория» пронеслась над землями, населенными племенем тиббу, промчалась над Белад эль-Джерид – пустынной страной, заросшей колючим кустарником, служившей как бы преддверием Судана, – и, наконец, очутилась над пустыней; пески ее были изборождены следами проходящих здесь караванов. Последние признаки растительности слились на юге с горизонтом, а вскоре промелькнул внизу и главный оазис этой части Африки, где пятьдесят колодцев осенены великолепными деревьями.