— О какой еще картине?

— О картине, которую писал Кэмпбелл. Когда обнаружили тело, краски на ней еще не просохли. То есть утром художник должен был быть живехоньким, иначе он не смог бы взять в руки кисти. Ведь вы не можете со мной не согласиться?

— А-а-а, — Фергюсон вздохнул с таким облегчением, будто у него с души свалился камень. Он снова взял в руки палитру. — Нет, не говорили. Что же, тогда я больше не имею вопросов.

Мастер отступил на пару шагов и оценивающе взглянул на холст, подняв повыше голову и полуприкрыв глаза.

— Но почему вы спросили о времени преступления?

Фергюсон замялся. Он взял мастихин и принялся счищать всю краску, которую только что наложил.

— Полиция все пристает со своими вопросами, вот я и подумал… Послушайте! — художник приблизил лицо к холсту и продолжил скоблить, не глядя на Уимзи. — Может быть, вы дадите совет, как мне быть?

— О чем это вы? — удивился Питер.

— О полицейских. Прежде всего, им нужно было узнать все, что я делал, начиная с вечера понедельника. Что касается вторника, тут все просто, поскольку я сел на поезд девять ноль восемь до Глазго и пробыл там весь день. Но мне пришлось признать, что ночь с понедельника на вторник я провел дома, и тут они стали ужасно дотошными.

— М-да? Представляю…

— Вот потому я и хотел уточнить, понимаете? Страшно неприятно, если… Ну, если они сомневаются, что Кэмпбелл был жив во вторник утром.

— Понимаю. Но, насколько мне известно, заметьте, я не притворяюсь, что мне известно все, люди, имеющие на утро вторника надежное алиби, могут считать себя вне подозрений.

— Отрадно слышать. Говорю это не столько из-за себя, хотя, естественно, кому же приятно попасть под подозрение? Дело в том, Уимзи, что я не знаю, что сказать этим парням.

— Что? — рассеянно спросил Питер, еще раз оглядывая мастерскую. — Слушайте, вон та картина мне нравится — там, где белый домик, с вереском на переднем плане. Он очень мило смотрится на склоне холма.

— Да, в общем, неплохо. Я хочу сказать, Уимзи, после того, что вы мне поведали, я уже не так… Я имею в виду, что, когда они были здесь, я подумал, а вдруг тут кроется какой-то подвох, и поэтому предпочел, так сказать, придержать язык. Но вам я расскажу все, как есть. А вы мне посоветуете, стоит ли упоминать эти факты в полиции. Я не ищу лишних проблем. Но, с другой стороны, как вы понимаете, не хочу, чтобы меня обвинили в соучастии.

— Если мое мнение чего-нибудь стоит, — слегка поклонился Уимзи, — я бы советовал выложить все начистоту. В конце концов, кто-то ведь прикончил беднягу, и в наших интересах побыстрее понять, кто именно.

— Наверное. Жаль, нельзя вернуть человека с того света… Если бы такое было возможно, то, наверное, это бы сделали без колебаний. Хотя…

— Кроме того, — добавил Питер, — никогда не знаешь, каким образом повлияет на следствие тот или иной рассказ. Иногда люди сознательно умалчивают о каких-нибудь фактах, не предоставляют полиции всю информацию, решив, что таким образом смогут защитить своих мужей, сыновей или возлюбленных. Они лишь доставляют полицейским массу лишних хлопот, а когда правда выходит наружу, оказывается, что как раз эти показания и могли спасти их от виселицы. Я имею в виду мужей, сыновей и возлюбленных.

Фергюсон выглядел раздосадованным.

— Если бы только знать, зачем им понадобилось разнюхивать о ночи понедельника-а-а, — протянул он.