— Да ты не бойся, — успокаиваю я Вику, хотя у меня самого на лице написано, что я боюсь, вероятно, еще сильнее, чем она. — Может, это не у нас вовсе…

Она кивает, делая вид, что ей совсем не страшно. Обманув друг друга в лучших целях, мы примыкаем к веренице, состоящей из деда, бабули, мамы, Ольки и Пашки. «Мы длинной вереницей идем за Синей птицей…» — вспоминаю я песню из детского спектакля. Правда, очень сомнительно, что Синяя птица обитает в нашем подвале да еще завывает и стонет, как живой человек…

На улице — настоящий конец света. Льет как из ведра, а небо рассекают рапиры молний. До погреба — всего пара шагов, но мне они кажутся целой вечностью. И чем ближе мы к заветной двери, тем вопли становятся отчетливее и тем больше мне кажется, что они — человеческие.

Наконец дед — теперь даже у него ходуном ходят руки — открывает замок, из-за которого они с отцом прошлым летом чуть не поссорились. Я готовлюсь к самому худшему, как тот Петька в бабушкином рассказе, но вместо жуткого монстра, злобной ведьмы, ужасного вампира на свет божий вылезает… мой собственный папа.

— Витька! — бросается ему на шею мама. — Витька, что ж ты там делал?! Как же ты там оказался?!

— П-потом расскажу… — бормочет папа, клацая зубами. — Пустите погреться, я от холода чуть дуба не д-дал…

Вид у него и в самом деле неважнецкий: волосы взъерошены, куртка вся мятая и в паутине, а глаза — красные, как у заправского Дракулы.

— Витечка! — обрадованно вопит бабуля. — Зятек! А Ланочка уже разволновалась, столько всего передумала!

— Мама, что ж вы так кричите? Пожалейте свои легкие… — бормочет папа половиной губ, потому что другая половина занята мамиными губами.

Дед загоняет всех в дом, и наша — уже не вереница, а настоящая куча-мала, потому что все сгрудились вокруг папы и пытаются рассказать ему, как напугались, — заваливается на терраску. Когда папа выпивает кружку горячего чая — от самогонки он почему-то упорно отказывается, — заворачивается в плед и устраивается в старом кресле с исцарапанными подлокотниками, выясняется, что в его истории нет мистики.

— Ты уж прости меня, Ланочка, — целует он маму, которая сидит на корточках рядом с креслом. — Не надо было так уезжать. Я только потом подумал, как все это глупо… Вот и решил вырваться пораньше, приехать в деревню вперед вас, навести порядок… В общем, встретить семью, как положено… Подмести только и успел… Потом приспичило мне, дураку, проверить, осталась ли в подвале с прошлого года картошка. Я еще дверь в дом запер по городской привычке — вот идиот! Ну и полез я в подвал… Помнишь, пап, замок, из-за которого ты мне год назад всю плешь проел? — Дед, посмеиваясь, кивает. — Так вот, не зря проел… Замок-то современный, с приколом. Я дверью хлопнул, а он возьми да и закройся.

— А ключи? — удивляется мама.

— А ключи я, балбесина, снаружи оставил. На кирпич положил, чтобы не потерять… В общем, просидел я там часа два, а потом нашел за ящиками бутылку самогона. Сколько ему лет, я не интересовался — выпил весь для согрева и чтоб нервы успокоить. Потом уснул, а когда проснулся, услышал ваши голоса. Кричал, чуть легкие не надорвал. А вы только часа через три меня услышали…

— Говорила же — выключите свою шарманку, — гнет свое бабуля.

Я всегда сравнивал папу с нашим задумчивым лифтом, и в этом сравнении нет ничего плохого.