— Где вы пропадали? — возмутился Гошка. — Скорей.

Поезд тронулся. Ребята заскочили на подножку предпоследнего вагона и, потеснив толстую проводницу, юркнули в тамбур.

— Вы куда? — спохватилась та. — А ну-ка, билеты!

— На кого, бабуся, кричишь? На законных пассажиров! — вознегодовал Гошка.

— Билеты, говорю!

Антон протянул билет.

Проводница придирчиво осмотрела билет:

— Не мой вагон. Пройди к себе. А твой билет?

— У меня в тот же вагон.

— Врешь!.. Вижу ведь — врешь. А ну прыгай! — Она схватила Гошку за локоть и потянула к двери.

— Ладно. Только отцепись. — Салабон вырвал руку, поддернул штаны и нехотя спустился на подножку.

— Эй, эй! — вдруг крикнула испуганно проводница. — Куда ты, дурень!

— Нет уж, бабуся, все, прощай! Не понравилась ты мне! — И, делая вид, что прыгает на камни, Гошка перемахнул на подножку соседнего вагона и там расхохотался.

— Ах ты, паразит! — взвинтилась проводница. — Издеватель сопливый! А ты чего стоишь? — напустилась она на Антона. — Марш в свой вагон! — Она отдернула дверь на переходную площадку, вытолкнула Антона, звякнула щеколдой и постучала в стекло большим кулаком, еще что-то выговаривая.

— А? Красиво я ее? — продолжая смеяться, спросил Гошка. — Иди сюда. Посидим на ветерке.

Антон поднырнул под перильца, перебрался по пляшущим буферам на подножку против Салабона и уселся, втиснув плечо под поручень.

Так и поехали молча, изредка поглядывая друг на друга.

Вечер отстаивался, как мутная вода — наверху еще светлело, а внизу — осадок.

— Вон та сосна тоже на штык похожа, — сказал вдруг Гошка.

— Какая?

— Во-он! — показал он подбородком на одиноко стоявшее между времянками дерево.

— Пожалуй.

Началась Индия. Балка, где, безвинно страдая, задыхался в дыму «Птерикс», лежала по другую сторону линии, а с этой тянулись знакомые времянки и темный вал шиповника. Антон вспомнил, как они возвращались вот здесь из родильного дома: Леонид нес Гераклика, Тома придерживалась за Леонида, а он сам размышлял о том, как начать разговор о шестерне. Тогда все еще было впереди…

— Вот здесь где-то «Коза отпущения», — произнес Гошка.

Оба они повернулись, надеясь в разрыве между вагонами заметить сосну, но все там мелькало быстро и туманно. Приближался поворот. У Антона защемило в груди. Он привстал и наклонился вперед, насколько было возможно. «Вдруг не выйдут? Вдруг не выйдут?» — выстукивало сердце вместе с колесами, и к горлу заранее подступала слезная обида. Вагоны пошли влево, открывая луг — стартовое поле мальчишек. Оно было пустым.

И лишь в конце луга, почти у самой насыпи, вспыхнула белая кофта.

— Тома-а! — заорал Антон и от этого крика прослезился. — Тома-а!..

— Анто-он! — оторвалась Тома, вскидывая руку. У груди ее желтел сверток — Саня. Рядом, на поваленной катушке стояла Света.

— Антон, Антон, Антон! — закричала девочка, увидев его, и запрыгала на катушке.

Хоть и не быстро шел поезд, преодолевая подъем, но поворот был неумолим. В последний момент Антон увидел, как в переулке матово блеснул свет и на луг выскочил мотоцикл, — и все. Антон медленно опустился на ступеньку.

— Ну, Тамтам, хоп! — выпрямляясь, сказал Салабон, про которого Антон забыл в эти мгновения.