Все еще всхлипывающая Мавра Игнатьевна поставила перед нею кружку теплого молока и тарелку, где лежал кусок хлеба с маслом. Но у Анны Риты не было аппетита. Она только сделала один глоток молока, почувствовала на губах противную пенку, вспомнила, как мама, поджав губы, всякий раз ногтем, воровато оглянувшись, как девочка, подцепляла пенку и стряхивала на поднос… И тут слезы закапали сами собой. Безо всяких усилий, словно где-то внутри проткнули дырку.

Так она сидела и тихо плакала над своим медведем и остывающим молоком, когда вошел знакомый городовой. Кухарка, уже немного успокоившись, поинтересовалась у него:

– Ну что?

– Тела увезли. В мертвецкой их еще раз осмотрят и, может быть, установят причину смерти. Пока ничего нельзя сказать… У старика-то ясно – сердце не выдержало. А вот остальные… Все молодые, здоровые… Сделайте мне чаю, будьте любезны!

Он присел к столу рядом, посмотрел на девочку. Анна Рита тихо плакала и никак не могла остановиться.

– Какой ужас. – Мавра Игнатьевна поставила перед мужчиной большую чашку, положила на тарелку куски белой булки с маслом. – Что теперь будет?

– С девочкой? Надо разыскать ее родных. Анна Рита, – он сверился с блокнотом, – у тебя есть кто-нибудь, кроме мамы с папой?

Она подняла голову. Из-за слез лицо городового расплывалось перед глазами в мутное серо-розовое пятно:

– Не знаю.

– Не стесняйся меня, – сказал мужчина, – я – служитель закона, и ты должна разговаривать со мной откровенно.

– Не было у них никого, – встряла кухарка на правах старой городской сплетницы. – Здесь, то есть в Реченске. Приезжие они, издалека откуда-то. То есть где-то у господина Альберта были родственники и у госпожи Елены тоже. Но где они и что с ними? Не знаю. Не любили они об этом говорить. Жили уединенно, никого не принимали, хозяйство я у них вела – Стешка-то тут недавно, второй месяц всего, а со старика Парфена какой спрос был? А отчего же людям добра не сделать? Платили они хорошо, не скупясь. Видно было, что деньги водились и, – тут кухарка воровато оглянулась на девочку и чуть понизила голос, – видно же было, что могли бы жить и на широкую ногу, а ровно стеснялись.

– Вы можете приютить девочку на первое время? Пока мы разыщем ее родных?

Соседка отчего-то смутилась и пошла красными пятнами.

– Ой, не знаю, – замахала она руками. – Здоровья у меня уже нет. Да и времени тоже. И сынок у меня… хоть и здоровым вырос, а ума бог не дал. Мне же теперь весь город по делам-то оббегать придется, некогда за девочкой-то присматривать… Может быть, ее пока в приют? – добавила она с робкой надеждой.