Каллахэн упал, задохнувшись от боли, и полетел вниз. Он приземлился на бок. Воздух будто вышибло из легких взрывом.

Дева Мария, Матерь Божия... Матерь Божия... молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей...

Но в эту минуту смерть еще не пришла, как не пришла и в следующую. Бен лежал без движения, за гранью боли ощущая лишь твердую землю. Потом сзади почувствова­лось какое-то движение, на самом краю видимого им про­странства.

— Это было за Цинциннати, — сказал Винсент. — А это — за всех хитроумных придурков, которые думают, что могут меня провести.

Вот и настал момент истины. Бен разглядел стоящего в пятнадцати ярдах и улыбающегося призрака. Призрак поднял лук. Но вдруг голова его дернулась назад, и он хлопнул себя по щеке, будто его укусил москит.

— Какого че?..

Это были последние слова Винсента.

Откуда-то из леса вылетело длинное тонкое лезвие, сверкнуло и прошло насквозь через его шею. Кровь из перебитой артерии ударила фонтаном, пока Винсент еще даже не начал падать. Вытаращенные глаза, сдав­ленный крик, неуклюжий пируэт — и светловолосый бегемот рухнул на землю, умерев еще во время паде­ния.

Бен, не в силах понять произошедшее, начал провали­ваться в темноту. В последний момент перед кромешной тьмой он ощутил легкое прикосновение к своему плечу и услышал мягкий, успокаивающий женский голос.

— Все будет хорошо!

ГЛАВА 34

Стражи у нас должны быть благочестивыми и божественными, насколько это под силу че­ловеку.

Платон, "Государство", кн. II

— Доктор Энсон, пожалуйста, поторопитесь! Ренни... По-моему он умирает. Он еще в сознании, но давление резко упало.

Энсон поспешил за молоденькой медсестрой в палату номер 10 — полуизолированную комнату в дальнем кон­це больницы. Ренни Оно, резчик по дереву, которому едва перевалило за сорок, умирал. Почти десять лет он боролся со СПИДом, но болезнь в итоге взяла верх. Ничего сде­лать было уж невозможно — по крайней мере, с точки зре­ния медицины.

Энсон пододвинул стул к кровати и сел, взяв исхудав­шую руку умирающего в свои ладони.

—        Ренни, ты меня слышишь?

Оно чуть заметно кивнул, поскольку говорить уже не мог.

—    Ренни, ты добрый и хороший человек. В твоей новой, другой, жизни все будет хорошо. Ты мужественно боролся со своей болезнью. На это не каждый способен. Тебе сей­час страшно?

Больной покачал головой.

—        Хочешь, я почитаю тебе, Ренни?

Энсон раскрыл свой потертый блокнот, из которого торчали какие-то разрозненные листки. Там были рисун­ки, эссе, повседневные записи, стихи... Почти каждый день Энсон добавлял в блокнот что-то новое. То, что он соби­рался читать, не имело заглавия, только слова, аккуратно отпечатанные на машинке. Сам листок казался чуть белее остальных:

^{Мир может быть полным обмана, лжи,}

^{несправедливости,}

^боли.

^{Но есть еще, друг мой, пустота, что ждет тебя, — Огромная, сверкающая пустота,}

^{Мягкая, напоенная ароматом мира,}

^{Ароматом безмятежности.}

^{Ты уже почти там, друг мой.}

^{Величественная пустота — вечная гавань твоей души. Возьми мою руку, друг.}

^{Возьми мою руку и сделай шаг, только один шаг.}

^{И ты будешь там.}

Энсон почувствовал, как рука Ренни Оно ослабла. Едва заметное колыхание простыни на его груди прекратилось.