Один из троицы был американец, второй — испанец, а третий — итальянец. Они либо не знали японских обычаев, либо игнорировали их, но так или иначе они приветствовали Камити не поклоном, а рукопожатием, после чего все четверо уселись за стол, по двое с каждой стороны. Притворные улыбки исчезли. Начался деловой разговор.
Савидж остался у входа в зал; он находился слишком далеко, чтобы слышать, о чем шел разговор за столом. Оглядывая стены зала, он обнаружил справа итальянского, а слева — испанского телохранителя — оба стояли спиной к своим принципалам, сосредоточенно следя за тем, что происходит за окнами зала снаружи. У противоположной стены, в дальнем конце зала, телохранитель американца обозревал часть территории, где находилось озеро.
Профессионалы, подумал Савидж.
Савидж тоже повернулся спиной к залу и стал наблюдать за пустынным вестибюлем отеля. Как он понял, трое собеседников Камити имели более солидную охрану, не ограничивающуюся присутствующей сейчас в зале. Кое-кто, видимо, патрулировал прилегающую к отелю территорию, другие отдыхали, как, например, Акира, дежуривший у двери Камити с двух часов ночи и до рассвета, когда его сменил Савидж.
Совещание началось в восемь тридцать. Время от времени спокойная беседа прерывалась каким-нибудь взволнованным возгласом, потом возвращалась в прежнее русло, чтобы снова взорваться решительным протестом, за которым неизменно воцарялось всеобщее согласие. К одиннадцати тридцати беседа достигла пика интенсивности и завершилась.
Камити поднялся из-за стола и направился к выходу, за ним последовали остальные в сопровождении своих телохранителей. У всех был такой обескураженный и недовольный вид, что Савидж не сомневался: сейчас принципал объявит ему о предстоящем отъезде. Поэтому он был весьма удивлен, когда тот вдруг сообщил:
— Теперь я пойду к себе в номер и переоденусь. В полдень мы с коллегами поиграем в теннис.
К тому времени Акира отдохнул и сопровождал Камити на корт, где он играл в паре с испанцем против американца и итальянца. Небо очистилось, воздух опять нагрелся до шестидесяти градусов. Вошедшие в азарт игроки вскоре вспотели и то и дело вытирались полотенцами.
Савидж тем временем тоже решил пробежаться, чтобы размять мышцы, а заодно выяснить, приняты ли какие-либо дополнительные охранные меры.
Добежав до тропы, пролегавшей среди голых деревьев и мимо валунов и уходящей вверх по склону к озеру, Савидж увидел почти на самом обрыве человека с ружьем и «уоки-токи». Охранник, заметив Савиджа, никак не реагировал на его появление, видимо, зная, что он — один из телохранителей, и вновь уставился на дорогу, ведущую из долины вверх на гору.
Савидж продолжал подниматься вверх по извилистой тропе, добрался до островков снега и льда среди деревьев и остановился на самом краю обрыва, завороженный представшим его взору зрелищем мирных пастбищ и лугов в окружении гор. Деревянные ступени вели вниз, к уступу в скале, где был установлен щит с настораживающей надписью, гласившей: «Только для тренированных скалолазов».
На обратном пути к отелю Савидж засек еще одного стрелка с ружьем и «уоки-токи»: он укрывался среди сосен на гребне холма. Человек оглядел Савиджа и, кивнув ему, продолжал наблюдение за своим участком.
К тому времени, когда Савидж добежал до отеля, теннисный поединок завершился. Камити с испанцем победили, и японец, довольный, отправился в номер, где принял ванну и съел доставленный ему туда ленч. Савидж стоял на часах в коридоре, а Акира прислуживал хозяину за трапезой. В два часа совещание возобновилось, а в пять завершилось. И снова принципалы, судя по всему, были неудовлетворены его ходом, особенно американец; его лицо так и пылало от гнева.
Вся компания отправилась в просторную столовую на втором этаже, облюбовав один из множества пустующих столов. Здесь они не только курили, но, нарушив еще одно правило отеля, распивали коктейли. |