— С чего бы мне?

— Потому что, — ответил Терри и быстро заморгал, будто боялся удара, — потому что я тоже ухожу из группы. После турне.

Сидевшая за ним Берк открыла глаза и села прямо. Потянулась к Майку — он отключился от мира, слушая мелодии на айподе в случайном порядке, — и вытащила ближайший наушник. Майк обернулся, хмурясь, и начал было: «Какого…» — но Берк смотрела на переднее сиденье, и он понял, что без серьезной причины она бы его не стала тревожить.

— Бог ты мой! — выдохнула Ариэль. — Отчего?

Джордж глянул в зеркало заднего вида на Терри, но не сказал ни слова. Он понял, что это его откровенность заставила Терри тоже открыться и потому ему лучше сейчас помолчать.

А у Терри вид был страдальческий. Он перед тем, как заговорить снова, всматривался в глаза Кочевника, ища там красное пламя ярости.

— Я вчера хотел сказать, ребята. После концерта. Но так… так мы хорошо выступили, и все вы на таком были подъеме, и я… я решил подождать. Но клянусь, я собирался сказать до того, как…

— Ты про что это вообще? Ты спятил, на хрен?!

Голос Кочевника скрежетал яростью, но в душе он был просто испуган. Если от «The Five» исходила аура ретро-рок-фолк — как утверждали рекламные материалы «АРЧ», — то компонент ретро создавал Терри Спитценхем. Он был клавишник, умом живущий в две тысячи восьмом году, а сердцем — в середине шестидесятых, и он горько сокрушался, что не жил тогда. Особенно он восторгался органными звуками той эпохи, выворачивающим душу рокотом «В3», высоким причитанием «фарфисы», суровым рычанием «Бокса» и всеми их тысячами различных голосов. В этом турне он играл на «Хаммонде ХВ-2» и «Роланде JV-80» со звуковой картой «тоунвил» и таскал с собой саундбокс «Воче» и кучу блоков эффектов, чтобы создавать любой звук, который только можно придумать. В руках у Терри инструмент мог орать, вопить, рычать или всхлипывать, как требовала песня. Терри умел наполнять зал невероятной дрожью пульса или создавать тихий фон издевательского смешка. Кочевник не мог себе представить «The Five» без клавишной партии Терри, без его четко выделяющегося стиля, без его движущей энергии. Это ж, блин, просто немыслимо. Пришлось сделать резкий вдох, потому что вдруг показалось, будто в салоне не осталось ни капли кислорода.

— Нет, — сказал он, когда слова вернулись. — Тебе нельзя, ни за что нельзя.

— Можно, я объясню?

— Нельзя тебе, никак нельзя, — повторил Кочевник. — Не будет тебя — не будет группы.

— Это не так. — Терри говорил, тщательно подбирая слова, пробуя их на язык, чтобы не было острых углов. Подмышки пестрой рубашки, одной из его винтажного гардероба, потемнели. — Не будет меня — группа переменится. Можно, я объясню? Пожалуйста.

— Да, хотелось бы услышать, — сказала Берк. — Ты тоже в бизнес уходишь к кузену Джорджа? Может, блин, мне стать представителем в Калифорнии? Скажите только, где расписываться.

— Заткнись и дай ему сказать! — бросил ей Майк, и она, возмущенно фыркнув, снова развалилась на сиденье.

Терри посмотрел на Ариэль, в ее расширенные, потрясенные темные глаза.

— Боже мой! — сказал Терри с нервным смешком, исказившим углы стянутых губ. — Я никого не убил. Я принял решение, только и всего.

— Решение убить группу? — возразила ему Берк.

— Решение, — ответил Терри, не сводя глаз с Кочевника, — создать собственное дело.