Что-то нечеловеческое стояло за окном его комнаты, в двух шагах от него, и пялилось внутрь. Возможно, оно искало его, силилось разглядеть, где прячется глупый, беспомощный старик, чтобы…

«Оборотень, оборотень, господи, боженька, помоги мне, это же оборотень!»

Явился, чтобы прокусить его тощую старческую шею, с наслаждением вонзить глубоко в глотку свои искривленные зубы, вырвать трепещущее горло, заливая все кругом горячей алой кровью, а потом задрать кверху морду и огласить округу хриплым победным воем…

«Оно не сможет меня увидеть! Угол комнаты нельзя разглядеть с того места, где стоит это существо!»

Мысль вспорхнула и тут же пропала: если оно способно висеть в морозном воздухе, то наверняка способно и видеть сквозь стены. Если не видеть, так чуять. Чувствовать кислый запах его страха.

Роберт Ринатович зажмурился и прижал ладони к лицу. Сейчас, в эту самую минуту, послышится звон разбитого стекла, тварь тяжело прыгнет на подоконник, затем на пол и, безошибочно ориентируясь в темноте, ринется к нему и…

Внезапно его осенило. Никакой это не оборотень – вервольфов не бывает. Это сама смерть – реальная, могущественная. Вечная, как луна, холодная, как снег за окном. Смерть пришла за ним. Должно быть, так всегда и бывает, только рассказать про то некому. Свидетели неизменно оказываются мертвы.

Поутру сердитая Римма постучит в дверь, не дождавшись брата к завтраку, шагнет в комнату своей командирской поступью и увидит в кресле скорченную фигуру.

Выходит, это конец. Странно, но на душе стало как-то спокойнее. Что ж, пожил он достаточно – пора и честь знать. Его смерть никого не сделает несчастным. Наверное, так и в самом деле будет лучше.

А самое главное, он наконец-то увидит свою Машеньку. Он слишком часто и слишком надолго оставлял ее одну.

Роберт Ринатович медленно отнял руки от лица, уверенный, что темная фигура уже в комнате, стоит прямо перед ним.

Однако рядом никого не было. И за окном – тоже. Существо – кем бы оно на самом деле ни было – исчезло.

Старик сидел, едва дыша, покрытый противным липким потом. Сердце колотилось, как пойманная в силки зверушка, но боли больше не было. Приступа так и не случилось.

Роберт Ринатович осторожно перевел дыхание. Руки ходили ходуном, мочевой пузырь был переполнен, но он до самого утра так и не нашел в себе сил подняться, выйти из комнаты.

Серый рассвет застал его на том же самом месте, пригвожденным к креслу, как к кресту. Больше всего на свете Роберт Ринатович боялся следующей ночи.

В глубине души он был уверен, что жуткий гость обязательно вернется.

Глава четвертая. Четвертое января. Вечер. Римма

«Господи, насколько же все это выматывает!» – подумалось ей. Все эти причуды, эти нелепицы. Один поэт, другая непонятно отчего превратилась в религиозную фанатичку, третья записала себя в неудачницы… Это в двадцать шесть-то лет! Сама Римма в этом возрасте летала как наскипидаренная, чтобы все успеть. Может, конечно, слишком уж суетилась, но ведь и добилась, чего хотела, грех жаловаться.

Римма Ринатовна обычно не страдала от отсутствия аппетита, но давящая атмосфера за столом действовала так, что кусок в горло не лез. Каждый уткнулся в свою тарелку, ушел в свои мысли, будто и нет никого рядом. Обычно худо-бедно общались, пытались быть вежливыми и дружелюбными («Собачье какое-то словечко»!) или хоть подначивали друг друга. Если честно, иронизировала и поддевала родных обычно она сама, хотя и видела, что они с трудом сдерживаются, чтобы не нагрубить в ответ. Ничего, ничего, потерпят. Критика еще никому не вредила.

Однако в последнее время желание тормошить и подзадоривать родственников сошло на нет.

«Эта луна… Разве такое возможно?»

– Мясо не передержала? – спросила Регина, заметив, что она ничего не ест.