Чтобы дать представление об их размерах, рядом лежала линейка. Кожа вокруг ран была красноватой и разорванной, но кровь смыли, чтобы увидеть форму ран — она была округлой. Две раны перекрывали друг друга, третья располагалась всего в дюйме от них.
Круглое очертание следа от орудия убийства наводило на мысль о молотке. Я не из тех мужчин — мастеров на все руки, которые умеют все в доме починить, но что находится в ящике с инструментами, знаю и знаю, что у большинства молотков боек круглый, иногда овальный. Наверняка это подтвердит эксперт по инструментам из отдела коронера, но всегда лучше быть на шаг впереди и предвосхищать выводы и действия противника. Я заметил, что в каждом отпечатке орудия имелась маленькая V-образная отметина, но не мог догадаться, что она означает.
Я снова просмотрел отчет об обыске и обратил внимание, что в списке изъятых в Лайзином гараже инструментов молоток не значился. Это было странно, потому что было изъято множество других, менее употребительных инструментов. Опять же дело могло быть в том, что обыск проводился до вскрытия, когда многие факты еще не стали известны. Полиция просто забрала все инструменты, не выделяя какой-то определенный. Тем не менее вопросы оставались.
Куда подевался молоток?
И был ли это молоток?
Разумеется, это был первый обоюдоострый меч в этом деле. Обвинение будет утверждать, что отсутствие молотка в полном наборе рабочих инструментов свидетельствует о виновности. Обвиняемая воспользовалась им, чтобы убить жертву, а затем избавилась от него, стараясь скрыть свою причастность к преступлению.
Точка зрения защиты на этот факт будет иной: отсутствие молотка свидетельствует в пользу невиновности. Нет орудия — нет связи с обвиняемой — нет и дела.
На бумаге все выглядит убедительно. На деле — не всегда. Обычно в подобных случаях присяжные склоняются на сторону обвинения. Можно назвать это эффектом защиты дома. Обвинение — всегда «домашняя» команда.
Тем не менее я сделал пометки: сказать Циско, чтобы он получше поискал молоток; выяснить у Лайзы, что ей известно; найти ее мужа — хотя бы для того, чтобы спросить его, был ли в его комплекте инструментов молоток и что с ним случилось.
Следующая серия снимков изображала череп после того, как с него была удалена кожа. Повреждения были обширными, все три удара проломили кость, и трещины волнами расходились от эпицентра ударов. Раны описывались как несовместимые с жизнью, и снимки полностью подтверждали это заключение.
В отчете о вскрытии перечислялись и другие повреждения на теле — ссадины и даже разрывы кожи, а также три сломанных зуба, но их патологоанатом считал полученными в результате падения, поскольку Бондурант рухнул лицом вниз на цементный пол. Он потерял сознание, если не был мертв еще до того, как ударился об пол. Никаких травм, свидетельствовавших о сопротивлении, не найдено.
К протоколу вскрытия были приложены также фотокопии снимков с места преступления, предоставленные патологоанатому полицейским управлением Лос-Анджелеса. Это был не полный комплект, а лишь шесть фотографий, показывавших местоположение тела in situ — то есть так, как оно было обнаружено. Мне бы хотелось располагать полным набором снимков, причем подлинных, а не фотокопий, но их я не мог получить до тех пор, пока судья не снимет запрет на знакомство с доказательствами, наложенное Энди Фриман.
Фотокопии фиксировали под самыми разными углами обзора положение тела Бондуранта, распростертого в гараже между двумя автомобилями. Водительская дверца его «лексуса» была открыта. На полу рядом — картонный стакан из «Джоуз Джоу» и лужица расплескавшегося кофе. Неподалеку — раскрытый портфель.
Бондурант лежал лицом вниз, спина и макушка головы испачканы кровью. Казалось, что глаза у него открыты и смотрят прямо в пол. Маркером на фотографиях были обведены капли крови на полу. |