Изменить размер шрифта - +

 

Но все кончается. Одна из вылазок в Саратов, когда я утвердилась в информации о холостой жизни поручика Татищева, а заполировала это данными домовой книги купцов Калачевых, гласившими, что Анфиса Платоновна была выписана еще в мае 1893-го, а Фрол как самоубийца — тремя месяцами позднее, дала зеленый свет нашему путешественнику.

 

Вечером мы вдвоем стояли у злополучной ямы. Брошенный вниз фонарик исчез, как и не бывало, так что проход работал. Не факт, что в то же место, но работал. Мой гость был сосредоточен, собран и погружен в себя.

 

— То есть просто прыгать туда? — уточнил в пятнадцатый уже раз.

 

— Полагаю, да. — кивнула я, не отрывая взгляда от бездны.

 

Он прыгнул, но недалеко и неглубоко. Выругался и с нескольких попыток с помощью моего автомобильного троса таки смог вылезти. На такой поворот мы не рассчитывали.

 

В ближайший час он несколько раз прыгал, падал и аккуратно спускался. Раз я его даже толкнула — а толку чуть.

 

— Это точно то место? — он больше уже ничего не говорил.

 

— Точно то. Фонарик же пропал.

 

Фонарик действительно, поступил с нами по-свински.

 

Он посветил в бездну моим телефоном.

 

— Ничего похожего на фонарик. Один мусор. — пробормотал зло.

 

— Какой мусор? — взвилась я. — Там же пустота.

 

— Откуда? Был я там. Яма как яма. Кирпичные стены, мусор какой-то. — проворчал жандарм.

 

— То есть Вы не видите того, что я, а я не вижу того, что доступно Вам. — констатировала я полный тупик и с размаху ударила по листу, прикрывавшему временную дыру. Гнев — это грех, и воздаяние мне случилось почти сразу же. Кровищи — хороший такой ручеек.

 

— Ну что же Вы, Ксения Александровна! — он перехватил мою ладонь, обмотал собственным носовым платком и прижал к губам. Не может быть!!!

 

— Не может быть!!! — произнес он вслух и рассмеялся. — Я вижу. Вижу ее.

 

Поднял меня в воздух закружил, поцеловал в щеку крепко-крепко.

 

— Спасибо Вам. За все. И прощайте.

 

Даже долгий взгляд на прощание не получился.

 

Тьма поглотила тело, словно и не было никогда на Земле этого путешественника между эпохами. На смену уже начавшей подсыхать мартовской грязи пришел пушистый снег, хлопьями кутающий город, и эти хлопья противно таяли на щеках. Они всегда так делают. Я же не плачу, верно?

Быстрый переход