|
Что уж говорить о правителе восьмисоттысячного города и окрестностей, где проживает еще миллион? Поэтому Тира, или как там его зовут на самом деле, Казимир взял под свою опеку, не задумываясь. Тем более что по тому с одного взгляда было ясно: брось его – пропадет. Даже в этом светлом лесу, на утоптанной дорожке, совсем, может быть, близко от человеческого жилья. Равнодушие в черных глазах не таяло. Жуткая безмятежность – такого человека можно убивать, на куски живьем резать, а он пальцем не шевельнет.
Казимир не мог знать наверняка, но с большой долей вероятности предположил, что спутник его до сих пор не верит в свое спасение. Адово пламя осталось позади, однако понять это сразу непросто. Человеческая психика – штука гибкая, но памятливая. Сильные потрясения, плохие или хорошие, слишком опасны для рассудка, и потому осознание нового приходит постепенно. Так сестра милосердия по чайной ложке поит бульоном пережившего длительный голод. Непонятно было лишь, каким чудом Тир не рехнулся, будучи в преисподней. Хотя кто его знает? Казимир не смог бы, не покривив душой, сказать, что его новый знакомец пребывает в здравом уме.
Они не успели уйти далеко от места высадки, когда позади, за поворотом, затопотало, фыркнуло, и Тир, шагавший чуть впереди Казимира, обернулся, раздувая точеные ноздри: – Лошадь. Боится. Будут стрелять… От равнодушной обреченности, с которой он произнес последние слова, Казимиру захотелось как следует дать ему в ухо. Может, встряхнется слегка? Светлый князь решительно развернулся, мимоходом отодвинув Тира за спину. Хотел сказать что‑нибудь ободряющее, но не успел – из‑за поворота показалась взбрыкивающая лошадь, за ней – телега, а на телеге, намотав вожжи на левую руку, сидел бородатый мужичина. В правой руке, используя колено в качестве упора, он держал маленький арбалет. Арбалет был непрост. Очень не понравилось светлому князю, как блестит и переливается стальной шарик в неглубоком желобе. Мужик крикнул что‑то. Не угрожающе, скорее, вопросительно. Не поняв ни слова, Казимир молча развел руками. Бородач нехорошо нахмурился… Тир молча выскользнул из‑за спины Казимира. Угловатая неловкость движений сменилась плавной грациозностью. Неспешно, но как‑то сразу сероволосый беглец из преисподней оказался рядом с лошадиной мордой, поднес к страшным оскаленным зубам, к фыркающим ноздрям раскрытую ладонь: – Не бойся… Как по волшебству из разъяренного чудовища лошадь превратилась в дружелюбную скотинку, и столь же чудесная метаморфоза произошла с богатырем на телеге. Он отложил арбалет, наклонился вперед и вновь спросил что‑то. – Не понимаю, – беспомощно ответил Казимир. Бросил взгляд на Тира: может, он? Но спутник его проявил интерес разве что к телеге. Он рассеянно гладил лошадь по шее и разглядывал деревянные, обитые металлом колеса. Бородач повторил вопрос, для доступности ткнув в Тира пальцем. Казимир пожал плечами. Мужик тяжело вздохнул и похлопал ладонью по доскам позади себя: садитесь, мол. Подвезу. – Спасибо, – сказал Казимир, – Тир, поехали. – Ни шин, ни рессор. Лошадь. Арбалет… – Тир подошел к телеге, оглядев по пути ее бородатого хозяина. Вздохнул: – Одежда домотканая. Сапоги кустарной работы и прическа под горшок. – Ну и что? – не понял Казимир. Телега тронулась, и светлый князь с удовольствием поболтал ногами в воздухе: – Нормальная телега. Зато едем, а не идем. Ты, кстати, еще какие‑нибудь языки, кроме немецкого и русского, знаешь? – Плюс‑минус, – лаконично ответил Тир. – Возможно, мы с тобой из одного мира. Или из схожих. У вас есть такой ученый Станислав Мелецкий? Пожатие плеч в ответ. |
