— Нефть и газ шельфа?
— Это само собой. А вы когда-нибудь слышали о железомарганцевых конкрециях?
— Что-то очень смутно.
— И немудрено. Наука только-только приступает к их изучению. Ведь мы даже не знаем происхождения этих загадочных шаров, устилающих океанское дно на большой протяжённости. Но это не мешает уже сегодня планировать их промышленную добычу. Ведь помимо железа и марганца они включают в себя весь спектр легирующих: никель, кобальт, хром и так далее. Я уверен, что практика опередит здесь исследование. Учёные ещё будут ломать головы над этой геологической загадкой, а специально сконструированные драги станут черпать конкреции тысячами, миллионами тонн. И чем чёрт не шутит, может быть, именно они смогут революционизировать металлургическое производство?
— Почему вы так думаете?
— Да потому, что потребуется создать для них специальные печи, разработать новые методы разделения элементов. Это, конечно, дело будущего, но очень, уверяю вас, близкого.
— В сущности, это уже сегодняшний день, — покачал головой Гривень. — Как тесно соприкасаются в наше время науки! Таков объективный характер научно-технической революции. Ни на одном её рубеже остановка немыслима. Настолько переплетаются связи. И как широко: геология, морские исследования, металлургия.
— Добавьте ещё биологию. Без неё мы не только не сдвинемся с места в вопросе о тех же конкрециях, но и в сугубо технических делах она заявляет о себе всё более уверенно и властно.
— В технических? — удивился Гривень. — Ах да, микробы-рудонакопители! — Он хлопнул себя по лбу.
— Ни одна отрасль технологии невозможна ныне без поисков новых геологических месторождений.
— По-моему, материал вырисовывается, — удовлетворённо кивнул Гривень, сделав несколько пометок в блокноте. — Современное производство немыслимо без животворных взаимосвязей с наукой. Нашему читателю будет интересно узнать, как и в каких формах они осуществляются.
— Теперь и я вижу, что это нужно, — рассмеялся Игнатий Сергеевич. — Понимая, пусть в самых общих чертах, как функционирует многослойный организм народного хозяйства, каждый из нас и все мы вместе яснее осознаём своё место в общем строю.
— И во времени тоже. Зная, что тебя ожидает завтра, совсем иначе понимаешь сегодняшний день. Это, простите за штамп, стимулирует творческую инициативу.
Увлекшись беседой, они могли бы говорить ещё очень долго, но звон подвешенного буфера позвал на обед.
Так случилось, что отправленная Гривенем статья не появилась в газете. Потом, по прошествии нескольких лет, он вновь возвратится к ней и к магнитофонным кассетам, на которых была записана беседа с Игнатием Сергеевичем, и на многое из того, что только брезжило на горизонте в тот жаркий сентябрьский день, взглянет иными глазами.
II
Ещё вчера влачить жизнь далее казалось невмоготу, и банальная мысль о неизбежности смерти, обычно сжимавшая сердце, ласкала воображение. А утром всё чудесным образом переменилось. Невзирая на недосып и тревожное обмирание в груди на последних секундах душного утреннего забытья. Вопреки образу, возникшему в ярко освещённой ванной, когда Светлана Андреевна, рассеянно наложив питательный крем, встретила взгляд гостьи из Зазеркалья. На фоне сверкающего в беспощадном люминесцентном озарении голубого кафеля она выглядела особенно жалко, бедная гостья, потерпевшая очередное кораблекрушение. Но ведь живая, свободная и живая. Выброшенная на дикий берег милосердной волной, она не потонула в пучине, чтобы очнуться в однокомнатной голой квартирке, затерявшейся среди однотипных кварталов Беляева, и попробовать — ещё раз! — начать с нуля.
— А, провались оно всё… — отчётливо и со вкусом процедила Светлана Андреевна, ощутив прилив весёлой злости. |