|
Это было ужасно, ужасно, – она помолчала. – Потом пришла оспа. Умерло столько людей, что не хватало гробов. Смешно, – задумчиво произнесла Агнес, – люди считают, что с ними ничего не может случиться. Это не смелость, а глупость. Леон, дворецкий, не захотел покинуть дом, потому что у него была очень хорошая комната! Он сидел в ней с бутылкой лучшего вина из подвала. Сиди тихо, сказал он мне, пережидай. Но мне было не по себе. По всему городу вспыхивали пожары. За покупками Леон посылал меня, он боялся оспы. И хорошо, что ходила я, иначе бы я не увидела приближающийся поток лавы. Я увидела, как она стекает с горы, и я поняла, что это конец Сен-Пьера. Я нашла рыбака, у которого была лодка, дала ему пять долларов, полученных от Леона, и попросила отвезти меня куда-нибудь, мне было все равно куда, только бы уехать.
Мы только успели выйти из бухты, как лава накрыла сахарный завод. Это нужно видеть, чтобы поверить этому, Патрик! Она полностью накрыла его, а это было большое здание. Его не стало в одну минуту, со всеми, кто находился в нем. О Боже! Лава продолжала катиться прямо в море, отодвигая его от берега. Когда волна пошла назад, она подняла стоявшие у причала корабли, подняла их, как щепки, и утопила. Утопила целый город, прежде чем откатилась в залив. За городом горели плантации сахарного тростника, и я поняла, что дом Морьеров тоже исчез, вместе с Леоном, пьющим вино в своей прекрасной комнате. Небо было черным, как ночью. Я больше никогда не видела Сен-Пьера, – тихо закончила она. – И ты никогда не хотела? – Я могла поехать. У меня там есть кусок земли, его дали нашей семье, когда Освобождали рабов. На нем живут мои родственники, но я имею право вернуться туда в любой момент. Но я не хочу. – Почему? Там было плохо? – Патрику нравился этот разговор. Он беседовал на равных, и ему не хотелось, чтобы он кончался. – Говорят, это был порочный город, театр, дансинги и все такое. Говорили, что он похож на Париж. Но это неправда. Я была в Париже и могу сравнивать. Но жизнь там кипела! Отправляясь по воскресеньям с визитами, мадам Морьер надевала поверх лайковых перчаток браслеты с бриллиантами, у них была карета, прекрасные лошади, а кучер… – А ты тоже ездила в карете? – Кто, я? – Она засмеялась. – Конечно, нет! Я сбивала ноги, работая на хозяев! Мне дали работу, потому что моя мать служила у них горничной. Когда она умерла, они дали мне место. Моя мама умерла, рожая пятого ребенка, ты знаешь. – А твой отец? – Он почти угадал ответ. – Он сбежал. Патрик кивнул. Отцы всегда так поступают. Мысли мелькали в голове. – Расскажи, как ты добралась тогда? – Мы добрались до Сен-Фелиса и обнаружили, что здесь все говорят по-английски! Я стояла на пристани, готовая заплакать, Но я удержалась, потому что вокруг собралась целая толпа, желающая знать, что произошло на Мартинике, а я была слишком горда, чтобы плакать перед ними. Я не знала, куда идти. Потом подъехал белый мужчина, он высунулся из экипажа и заговорил со мной по-французски, у него был забавный выговор, хотя позже он сказал, что так говорят во Франции. Я не поверила, но потом смогла в этом убедиться… Вот так я стала работать на семью Фрэнсис. – В Элевтере? – Что? Что ты знаешь про Элевтеру? – Мы однажды были там с тобой. – Боже, тебе сейчас десять, а тогда было не больше трех! – Да, – гордо сказал он, – я помню. Мистер Верджил Фрэнсис умер в Элевтере. Я читал об этом в газете. – Да, я знаю. – Там очень красивый дом, правда? – Красивый? Он разваливается на части! Этот дом не ремонтировали с незапамятных времен. |
