Ступенчатая пирамида была средоточием обширного святилища, которое окружала каменная ограда. В ней темнел четырехугольный проход, который никогда не закрывался.

— Странно, — заметил Яхмос, — что гиксосы не разрушили это святилище.

— Я не сомневаюсь, что Апопи пытался его разрушить, — отозвалась Яххотеп, — но его темная магия ничего не могла поделать с мощью усопшего фараона.

Яхмос хотел было переступить порог узкой двери, но Яххотеп удержала его.

— Коварный Апопи не мог уйти просто так. Раз он не стал закрывать вход, значит, нашел средство справиться с благодетельной силой и, может быть, приготовил нам западню.

— Я думаю, он сумел запереть благодетельные силы в глубине святилища.

— Я тоже так думаю. Возможно, правитель гиксосов наложил заклятие на дверь, чтобы никто не смог получить доступа к наследию предков.

Царица внутренне сосредоточилась, обратившись за помощью к мужу Секненра и сыну Камосу.

— Нужно снять его заклятие, — сказала она Яхмосу. — Я попробую это сделать. Кажется, я знаю имя этой двери.

— Но ведь вам может грозить…

— Моя смерть не имеет большого значения. Объединить белую и красную короны предстоит тебе.

Яххотеп приближалась к двери очень медленно.

Уже возле порога она ощутила ледяной холод и остановилась.

Теперь к ней потянулись невидимые языки пламени, они жгли ее, палили огнем.

Царица не сдвинулась с места.

— Дверь, я знаю твое имя. Тебя зовут «Стойкость, которая питает жизнь». Дай мне пройти.

Белый камень засиял ослепительным светом, исчезли холод и жар.

Яххотеп поманила за собой Яхмоса. Она шла первой по узкому проходу между могучими колоннами.

Весельчак Младший лег у порога в позе Анубиса, охраняя ход в невидимое.

Ведомая душами Секненра и Камоса, царица чувствовала, что злокозненные чары гиксоса еще не преодолены до конца.

Колоннада закончилась, и Яххотеп увидела множество кобр, смотревших на нее с верхней кромки одной из стен. Казалось, эти каменные кобры приготовились к прыжку. Еще мгновение — и они оплетут свою жертву, стать которой мог фараон Яхмос.

— О хранительницы-кобры! Вы открываете путь фараону и разите его врагов. Неужели вы забыли о том, кто вас создал? О руке, которая вас изваяла? Я знаю ваше имя, царственные змеи, — вас зовут «Первородный огонь».

Взгляд змей скрестился со взглядом царицы, и кобры вновь застыли каменными изваяниями на стене.

Яххотеп почувствовала великую усталость, но что она значила по сравнению с ее великой радостью? Теперь она могла спокойно созерцать большой открытый двор, синее небо и ступенчатую пирамиду, олицетворявшую единый Египет, царствовать над которым был призван ее сын.

43

Все свое время Апопи делил теперь между двумя занятиями. Он или наблюдал, как обреченные им на смерть люди истекают кровью в лабиринте и на арене под копытами быков, или, затворясь в потайном покое, следил за огнем масляной лампы.

В язычках пламени странного ядовито-зеленого цвета правитель гиксосов видел то, что дано было видеть только ему одному.

Главный казначей спешил к владыке, чтобы сообщить ему удручающие, только что полученные новости, но был вынужден томиться от нетерпения, ожидая, пока правитель соблаговолит его принять. Наконец-то!

— Господин! Мятежники завладели Мемфисом. Наше войско, осаждавшее город уничтожено.

— Знаю.

— Сторожевые отряды в Среднем Египте тоже уничтожены.

— Знаю.

— Господин, приходится признать, что у Яххотеп и ее сына есть теперь настоящее войско!

— Знаю, Хамуди.