Джули качает головой, не в силах выразить эту глупость словами. Магия, которая влияет на них, — это человечность. Это происходит медленно, естественным путём. Это непредсказуемо мощный продукт соприкосновения сознательных умов. Эти психи хотят синтезировать любовь. Они хотят изготовить её, вооружиться ей и использовать для управления людьми. Это такая смехотворная схема, что было бы забавно, если бы они растоптали мир в погоне за ней.

Эйбрам тоже качает головой, но чувствую, что он саркастичен по другому поводу.

— Что? — спрашивает его Джули.

— Я просто тащусь, — говорит он, сидя у стены вразвалку, как уличный бродяга.

Его заляпанная кровью бежевая куртка исчезла, из-под серой майки виднеются порезы и ушибы, некоторые свежие, некоторые старые. — Я думал, Аксиома сошла с ума, но они всего лишь пытаются управлять чумой, может, превратить её во что-то полезное. Только вы пытаетесь отговорить Мёртвых быть мёртвыми, — он смотрит на меня с недоверчивым презрением. — Только вы можете сначала спустить с цепи толпу зомби, а потом встать перед ней и задавать вопросы, как грёбаный зомби- психотерапевт, — он снова качает головой. — В каком мультике, по вашему мнению, вы живёте?

Я встречаю его взгляд со спокойствием. Не собираюсь извиняться перед истуканом за попытку совершить поступок.

Надо же с чего-то начинать.

— Ты разговаривал с ними! — он смеётся и вскидывает руки. — Думаешь, можно вылечить чуму словами?

— Слова — это идеи.

Не знаю, откуда это берётся. Я слышу шёпот в голове, похожий на шелест страниц.

— Любое лекарство от любой чумы начиналось с идеи.

Эйбрам делает длинный выдох и сползает ещё ниже. Он притягивает Спраут к свои плечам, но она высвобождается и остаётся стоять, с любопытством глядя на меня.

— Р, — говорит Джули. — Думаю, это был твой новый рекорд по количеству слогов.

Я пожимаю плечами. Я не считал.

— Уже перестал с этим бороться? — едва заметно улыбается М, и внезапно мне становится некомфортно от такого внимания. Я встаю и смотрю в окна, выходящие на улицу, в надежде отвлечься на панораму Нью-Йорка. Но видно только кирпичную стену соседнего небоскрёба. Несколькими этажами выше с крыши мне улыбается гигантский рекламный щит. Глаза модели закрывают солнечные батареи, будто ему хотелось скрыть свою личность.

— Значит, это вы.

Все вскакивают и смотрят на источник голоса.

— Лосось, зебра, щегол и золотая рыбка, верно?

Он идёт из соседней комнаты. Женский голос, такой высокий и визгливый, что проникает через стену с поразительной отчётливостью.

— Почему вас поймали? Я болела за вас, кем бы вы ни были.

— Э-э… Кто ты? — спрашивает Джули у стены.

— Товарищ по несчастью. Второй месяц из пожизненного приговора. Добро пожаловать в Башню Свободы.

Эйбрам садится на корточки и прижимается лицом к стене.

— Где находятся пограничные посты? Ты нашла какие-нибудь лазейки? Какой у тебя план?

Несколько секунд стоит тишина. Затем я слышу пение.

— Мон ами, мон ами, ла-ла-ла-ла…

— Эй? — зовёт Эйбрам.

— Ты ещё не видел город? — спрашивает женщина, внезапно обрывая свою песню. — Здесь самая большая плотность населения в Северной Америке, так что, если ты ожидал реальности, чтобы умничать, то здесь повсюду одна нереальность. Улицы сохраняют форму, а люди — нет. Здесь нет летающих лягушек и прудов с порталами, но это сплошное безумие.