Каэтана стоит на Мосту, упирающемся обоими концами в бесконечность, и по этой бесконечной ленте шагает по направлению к ней светловолосый исполин в черных доспехах.

– Я истосковалась, – говорит она, протягивая к нему руки.

На Мосту нельзя пересечь незримую границу между двумя мирами, они здесь только встречаются, но не более того. Разве что короткое соприкосновение может позволить Мост – но и это случается крайне редко.

– Ты так давно не приходил, – говорит она.

– Просто ты прекрасно справляешься, – отвечает он, подходя ближе. – Я не хотел тревожить тебя лишний раз.

– Это нечестно, – говорит она. – Ты же знаешь, что наяву я никогда не смогу сказать то, зачем пришла сюда.

– Знаю, – отвечает он. – И это счастье – и твое, и всего мира. Ты не должна знать об этом, когда выходишь из сна.

– Но я же не могу долго скрываться от самой себя.

– Научишься, – отвечает исполин. – Ты все можешь.

– Кто я? На Мосту можно узнать, кто я на самом деле?! – почти кричит она в испуге и отчаянии.

Он прижимает ее к себе и гладит по волосам. И она потихоньку успокаивается, прижавшись лицом к его груди, к тому месту, где когда-то была рана, нанесенная секирой.

– Все меняется, – говорит он, поглаживая ее. – Все проходит. Все невечно.

– Но я...

Он не дает ей продолжать, закрывая губы долгим и нежным поцелуем.

– А ты сама не знаешь, сколько способна выдержать и преодолеть. Однажды тебе станет очевидной и та цена, которую нужно будет заплатить за покой и счастье этого глупого, но такого прекрасного мира. Правда?

– Почему ты больше не приходишь? – спрашивает она, словно слепая тычась в его огромные ладони.

И руки, которые могут сокрушить скалу, обращаются с ней легко и бережно.

– Я приду, когда это будет нужно.

– Мне это уже нужно, милый, – говорит она с такой болью, что ему становится невмоготу. Но он должен упросить ее потерпеть, иначе... Иначе Интагейя Сангасойя, Суть Сути и Мать Истины, не найдет поддержки и успокоения у своей мятущейся души.

– Потерпи, – просит он. – Помоги себе. Я знаю, что это нелегко, но у тебя особенное предназначение, и твоя скорбь, и твоя боль меньше, чем то, что ты должна сделать. А поэтому ты не имеешь права их испытывать так, как может себе позволить это смертная женщина. Все будет прекрасно, только потерпи. Обещаешь?

– Да, – шепчет она.

– А теперь я пойду, потому что уже не могу оставаться тут. – Он еще раз целует ее долго и нежно.

– Почему понимание всегда приходит так поздно? – спрашивает она. – Почему я не успела поговорить с тобой прежде?

– Все правильно, – шепчет он. – Иначе ты бы просто не выжила, а мир нуждается в тебе.

– Почему никто не спрашивает, в чем нуждаюсь я?

– Спросят. Однажды и об этом спросят. Ну, иди. Иди и помни, что ты должна быть сильной. Прощай.

– Боги! – взахлеб произносит она. – Как же я устала быть сильной!

– Бывает, – улыбается он. – Иди.

Мост позволяет лишь краткие свидания, и потому ей приходится повернуться и пойти в ту сторону, откуда она явилась сюда. Дальше Мост сам все сделает так, как нужно, – это его работа. И он привык хорошо исполнять ее. Не меньше привык он и к безоговорочному послушанию, поэтому – если Мост умеет удивляться – удивляется, что она внезапно поворачивает назад, как если бы он не прилагал все силы, чтобы помешать ей это сделать, и бежит.