Потом земля заворчала недовольно и сердито, заворочалась, и наконец раздался оглушительный хлопок, после чего в небо взметнулся сноп оранжевого и красного огня.

Все столпились на смотровой площадке дозорной башни и во все глаза глядели на то, как расцветает в небе изумительной красоты цветок, обнимая своими лепестками все большее и большее пространство. Вулкан утих только к вечеру.

Вечером же и появился у ворот Салмакиды еще один бессмертный, задумчиво прошагав сначала по Шангайской равнине, а затем и по водам Охи, видимо не обратив внимания, где идет. Потому что лицо его было озабоченное и рассеянное.

Небесный кузнец Курдалагон остановился возле стены, потрогал ее раскрытой ладонью, толкнул, похоже проверяя на прочность. Может, толщина стены его удовлетворила, а может, он увидал слишком много знакомых лиц, чтобы и дальше интересоваться деталями, но только поторопился зайти в гостеприимно распахнутые ворота.

И Каэ, подпрыгнув, как в детстве, повисла на его шее.

* * *

Вернувшись с ошеломительной победой из рейда к Сарконовым островам, шаммемм Дженнин Эльваган приобрел совершенно иной статус. Теперь он был самым прославленным на весь Хадрамаут флотоводцем. Рассказы о его походе передавались из уст в уста; действительно, удачные морские баталии были для хаанухов не в диковинку, но, чтобы ни один корабль в эскадре не получил сколько-нибудь серьезного повреждения, чтобы практически все матросы и воины вернулись домой живыми и невредимыми, такого еще не было. И по логике событий, не могло быть вообще.

Поэтому звезда Дженнина Эльвагана поднялась на недосягаемую высоту.

По Хадрамауту поползли разговоры, вкратце сводящиеся к тому, что правлению Дайнити Нерая пора положить конец и возвести на престол молодого и блестящего шаммемма, чтобы он упрочил и умножил могущество и славу страны. И таких разговоров было великое множество.

В конце концов начальник Тайной службы встревожился настолько, что направился с докладом к самому понтифику Дайнити Нераю, чтобы ознакомить его с положением дел в государстве.

Понтифик принял его сразу, как только сановник доложил о своем прибытии, и даже, выслушав, отчаянно старался изобрести средство, чтобы пресечь подобные слухи. Сын Океана и Муж Моря ужасно боялся молодого шаммемма, но показывать этот страх подданным считал ниже своего достоинства да и понимал, что его боязнь обернется против него – вот и весь результат. Никаких толковых распоряжений он не дал, а начальник Тайной службы не предложил ничего конкретного, потому что с упомянутым докладом явился исключительно из соображений собственной безопасности и волновался только за свою шкуру.

Рассудил он довольно здраво: если понтифику донесут о том, что творится в стране, то Нерай не сможет упрекнуть его в том, что он утаил что-то. Ежели все останется на своих местах – ему это только на руку. Втайне практически все придворные Дайнити Нерая уже согласились с его скорой и неизбежной гибелью, а также с воцарением на престоле Хадрамаута основателя новой династии – потомка древнего и славного рода Эльваганов. Без своего верного Вегонабы Лина понтифик был столь беспомощен, а многочисленные придворные так отчаянно интриговали, что было просто опасно оставлять государство в этом состоянии на неопределенный отрезок времени. Даже талисман Джаганнатхи не мог бы добиться лучших результатов. Можно, конечно, объяснить происходившее тогда в Хадрамауте и влиянием темных сил, но не к чему. Дайнити Нерай просто пожинал плоды своего безразличия и лени.

И когда шаммемм наконец явился с докладом о результатах своего славного похода к понтифику, никто не сомневался в том, что неизбежно должно было произойти в дальних покоях дворца Да Зоджи.

Стражники сами отдали себе приказ покинуть свой пост – во избежание недоразумений. Не могли же они стоять у дверей, затыкая себе уши. А так всегда могли отговориться тем, что ничего не слышали.