|
. Этим кинжалом японец взрезает себе живот, а друг его, выполняя роль кайтсаки, должен отрубить ему в этот момент голову. Я привез для этого саблю... Иван Алексеевич, об этой дружеской последней услуге я прошу вас! - Что? - в испуге закричал Кленов, отскакивая от японца и хватаясь за сердце. Лицо старого японца исказилось от внутреннего страдания. - Я не могу уйти из жизни иначе. Поэтому я прошу, я умоляю вас, профессор: отрубите мне голову, когда я вспорю себе живот! - М-да!.. Но, позвольте... ведь я же не умею рубить головы... Японец упал на колени и, держа в одной руке кинжал, другой хватался за полы пальто профессора. К ним подошел секретарь министра: - Василий Климентьевич просит вас на испытание, профессор. Сейчас будет произведен эксперимент выстрела. Всем остальным предлагается скрыться за прикрытия. - М-да!.. Я сейчас, сейчас... - растерянно говорил профессор, глядя на распростертого на песке японца. Секретарь остался с хнычущим японцем, а Кленов зашагал прочь. Два раза он сердито обернулся. - Мы ждем вас, - сказал министр, увидев Кленова. - М-да!.. Понимаете, задержался... Какие-то совершенно необыкновенные предложения... Никогда в жизни не слышал ничего подобного! - Руки профессора тряслись. - Товарищ майор! - Есть! - Все ли готово? - Есть все готово. - Ваши координаты? - Триста сорок семь и девятьсот восемьдесят четыре. - Так. Подождите. - Министр полез в карман гимнастерки и вынул маленькую записную книжку. - Я, друзья, на досуге прежде астрономией и математикой занимался. Вот и решил траекторию подсчитать... Подождите, посмотрю, что у меня получилось. Так... Молния удивленно смотрел на министра. Молния, еще в бытность свою полковником, написал классический труд о сверхдальней стрельбе. Ему он и был обязан тем, что, отстраненный от руководства строительством, он все же остался при батарее сверхдальнего боя, чтобы произвести залп. Все подсчеты были сделаны им на основе этого труда. И вот Василий Климентьевич неожиданно сомневается теперь даже в правильности его расчетов. Но Молния не повел и бровью. Он умел сносить невзгоды, понимая, какому делу служит. - Триста сорок семь и девятьсот восемьдесят шесть? - спросил Василий Климентьевич, суетливо и застенчиво перелистывая книжку. - Нет, триста сорок семь и девятьсот восемьдесят четыре, - твердо сказал Молния. Министр нашел нужную страницу, голос его сразу стал, как и прежде, уверенным: - А по-моему, девятьсот восемьдесят шесть. |
