|
Есть только жизнь. Смотри — собака динго съела детеныша кенгуру. Хорошо для собаки, плохо для кенгуру. Это зло? Динго порочна? Ее направило что-то сверхъестественное? Если кенгуру убежит, это будет хорошо, это удача? Хорошо для кого? Маленькие щенки динго останутся голодными, может, умрут от голода — так это зло или работа ангелов? Или это жизнь?… Будь уверена, — Барбара становилась все серьезнее, — что бы ни случилось с тобой и Дамианом, это не будет действием сил зла, или божественного промысла, или магии, или чертовой удачи. Это будет жизнь, игра, которая длится с начала времен. Это будут твои навыки, твой ум, твоя отвага против навыков, ума и отваги других. Выживают самые приспособленные, если угодно. Природа не различает твою и чью-нибудь еще жизнь. В этом смысле мы все поистине равны. Пусть Севилл делает все худшее, на что способен, а ты делай лучшее, на что способна ты. Твоя дружба с ним, — она кивнула на собаку — любовь, которая вас связывает. Вот это и есть волшебство. Это единственная на свете магия, по крайней мере — единственная, которая тебе когда-либо будет нужна… Запомни, Элизабет Флетчер, — с воодушевлением продолжала Барбара, — в тебе течет ирландская кровь, и этот маленький мешочек будет напоминать тебе о том, чтобы ты оставалась честна с собой, о тех узах, которые связывают тебя с твоим народом, с религией твоих предков — более древней, чем ты можешь себе представить. Мысли об этом помогут тебе в пути.
Спустя некоторое время разговор затих, и они остались сидеть в темноте, глядя на языки пламени. До этого дня Элизабет ни разу не сидела у открытого огня, вне дома, и ее восхищало то, что пробуждалось в ней здесь, в темноте. Совсем не похоже на искусственный газовый камин в доме ее отца, где пламя разгоралось или опадало от поворота ручки. Дамиан лежал по другую сторону костра и смотрел ей в лицо. Золотисто-рыжие вспышки дрожали над его темным силуэтом, извивались и танцевали, как ее мысли. В понедельник утром, завтракая, Барбара и Элизабет с облегчением отметили, что в новостях собаку не упомянули. Награда в двадцать пять тысяч долларов все еще висела над головой Дамиана, но, по крайней мере, охотничий азарт шел на убыль. Элизабет собиралась уехать вечером, с наступлением темноты. Барбара ушла на работу. Элизабет направилась к раковине, чтобы вымыть посуду, а уж потом складывать вещи. Она собиралась остаток дня потратить на чистку курятника. Девушка хотела как-нибудь отблагодарить Барбару за доброту: она случайно услышала, как та говорила Марку, что собирается заняться курятником. Вроде бы мелочь, но девушке было приятно, что она может это сделать. И тут она услышала, как подъехала машина. Внезапный страх, похожий на удар тока, пронзил ее, когда она бросилась к двери посмотреть, кто приехал. Там стоял Билл. Она резко открыла дверь и выбежала на крыльцо. Дамиан, лежавший на коврике возле дровяной печи, встревожился и выскочил следом. — Господи, Билл, они приедут следом за тобой! — Я так не думаю. Я уверен, что теперь… — Они приедут! — горячо сказала Элизабет. Она стояла на дорожке с поднятой головой и прислушивалась. — Они приедут, — прошептала она еле слышно. Дамиан стоял рядом и смотрел ей в лицо. — Элизабет, нам нужно поговорить. Ты… — Билл, я собираюсь отсюда уехать. Ты не понимаешь. Ты привел их сюда — ты не хотел, но они сейчас приедут. Теперь они знают, что собака у меня, и они будут следить за отцом и за тобой. Мне нужно уходить. Я позвоню тебе из автомата вечером, если смогу. Она повернулась, чтобы уйти, но Билл схватил ее за руку. — Элизабет, ты должна меня выслушать, нам нужно поговорить. Дэйв больше не собирается это терпеть. Он разговаривал с Севиллом, и Севилл уверил его… — Дамиан метнулся между ними, Билл замер на полуслове и отпустил ее руку. |
