По мнению самих британцев, плату за промышленный переворот они заплатили совершенно ужасающую, но есть ведь и другая сторона — Британия обогнала остальные страны Европы, по крайней мере, лет на 30—40. Как раз в годы правления Георга III Англия стала «мастерской мира» — страной, которая могла предложить самые качественные промышленные товары и по самым низким ценам. Вся экономика Европы… да что там! Экономика всего мира оказалась замкнута на британскую.

Имел ли Георг III к этому хоть какое–то отношение? Нет, не имел никакого. Мог ли он ускорить развитие экономики в Англии? Нет, не мог. Может быть, он отдавал какие–то очень умные приказы, издавал законы, создавал условия для того, чтобы его подданные могли плавать по морям с трюмами, битком набитыми дешевыми товарами, и возвращаться с индусскими тканями, слоновой костью из Африки, жемчугом из Полинезии, лесом и льном из России, индонезийскими пряностями, металлом из Южной Америки, китовым жиром со всего Мирового океана? Нет, никаких умных законов он не издавал, никаких решений этого рода не принимал и, вообще, похоже, не слишком разбирался в экономике и в политике.

Может быть, Георг III водил армии и флоты Британской империи? Да спаси Боже Британию, если бы Георг III смог бы хоть что–то и куда–то «водить»! Конечно же, он не был ни военачальником, ни сильным политическим деятелем. Страна процветала в годы его правления именно потому, что Георг III, при самом пылком желании, не мог очень уж сильно помешать ей процветать.

У короля совсем не было прав и возможностей править?! Нет, не будем изображать Георга III бедняжкой–королем, у которого отобрано все, кроме королевского титула; эдаким королем Лиром XVIII столетия. Он не заслуживает жалости, потому что уж что–что, а права у короля были огромные. Не говоря ни о чем другом, ни одному человеку в Британии, кроме него, не сошли бы с рук ни «черные мессы», ни тем более ритуальные убийства людей в честь доброго приятеля–дьявола. И возможности править, оказывать влияние на ход событий у него были, причем совершенно колоссальные возможности.

Другое дело, что король не мог править без контроля и без участия других людей и других сил. Многие представляют себе английский парламент чем–то вроде нынешней российской «говорильни» — Думы. Это глубоко неверно, потому что парламент издавал законы продуманные, осмысленные, и вся Британия привыкла подчиняться этим законам. Ни один закон король не мог издать в обход парламента, и получается — чтобы изменить «правила игры» хотя бы в самой маленькой малости, король должен был убедить в своей правоте, во–первых, Палату лордов, где заседали от 600 до 800 титулованных аристократов, высшая знать страны. Эти люди хорошо помнили и свои собственные интересы, и интересы государства, а очень многие из них были образованны, опытны и умны.

Во–вторых, королю предстояло бы убедить в своей правоте членов Палаты общин, то есть от 800 до 1000 профессиональных политиков, которых уполномочили их избиратели и перед которыми эти политики несли вполне реальную ответственность.

То есть, желая изменить законы или ввести какой–то новый указ, король должен был не просто взять и приказать, или даже письменно приказать, как это делал Пётр I, когда писал очередной пустопорожний указ. Он должен был в чем–то УБЕЖДАТЬ своих подданных, искать согласия и точки соприкосновения.

А вот действовать в обход закона король не мог или, по крайней мере, почти не мог.