— Да ты что! — возмутился Лекер. — Там ведь снова будет править Сетер, и… мой сын снова будет в тюрьме. Но он будет живой! А значит, я снова освобожу его! И мы снова скинем Сетера!

— Лекер, не забудь, что это надо будет сделать очень быстро и тут же убираться из города! Собственно, вам главное — освободить из тюрьмы заключенных и удирать со всех ног! Сетер ведь не знает ничего о будущем Октаэдра! Пусть он со своей шайкой остается в городе, а когда Октаэдр свернется — они и окажутся тут одни!

— Ну, ты умен! — восхищенно замотал головой Лекер. — Не зря я всегда в тебя верил! Сам бы я вряд ли додумался до этого! А ведь так просто! Ну, я побежал, чтобы время не тратить…

— Давай, беги, — улыбнулся Алексей. — И не забывай шутить и смеяться, тогда все будет в порядке!

Лекер стиснул вдруг Алексея, уткнувшись ему лицом в грудь. И в мозгу Алексея зазвучали слова, даже не слова, а сами чувства, лишь принявшие форму русских слов:

— Я никогда тебя не забуду! Я буду смеяться только благодаря тебе! И я научу шутить и смеяться весь мой народ, как научил меня ты! Спасибо тебе, хороший человек, прости меня за все и прощай! — И Лекер, резко развернувшись, бегом бросился к хронокамере.

— Прощай… — только и успел крикнуть в ответ Алексей, как Лекера на Октаэдре уже не стало.

Теперь возле камеры стояли лишь Алексей, Илма и Туунг. Только что прошли последние несколько жителей «серого» города, все же откликнувшиеся на второй призыв Лекера.

— Ну, что, я пошел заниматься эвакуацией! — сказал Туунг и по-земному протянул Алексею руку, которую тот крепко пожал в ответ. — На всякий случай прощай, не знаю уж, как вы решите…

Алексей прекрасно понял, что имел в виду исчезнувший в глубине хронокамеры маг. Он посмотрел в глаза Илмы и прошептал:

— Ну, любимая, надо и правда решать…

Девушка задрожала вдруг всем телом и прижалась к Алексею.

— Что же делать, миленький мой, что же делать?!

— Я хочу быть с тобой навсегда… — прошептал Алексей, сглатывая комок, подступивший к горлу.

— А я просто не смогу теперь без тебя жить!

— Если мы окажемся сейчас с тобой в разных местах, кому-то из нас придется навсегда покинуть родину… Надо решать!

— Надо решать… — эхом откликнулась Илма.

ЭПИЛОГ

Сашка Ефимов ехал домой. Громыхнула под колесами мотоцикла заброшенная узкоколейка — значит, скоро уже сосновый бор, а за ним и родное село Никольское! Мамка, поди, не спит, сердится — времени-то скоро уже три…

Неожиданно дорога вместо соснового бора выскочила в поле. В свете фары обалдевший Сашка увидел впереди странную толпу людей, вперемешку с коровами, овцами, свиньями… Сашка резко затормозил, чуть не упав с мотоцикла. И рядом, на самом краю дороги, увидел сидящую на огромном тюке вместе с сестренкой мать.

— Ну что, нагулялся?! — заорала она, узнав сына. Но тут же вскочила на ноги и бросилась к Сашке, странно причитая сквозь поток хлынувших слез: — Вот никогда бы не увидел мать… вот навсегда бы ушла от тебя… вот и плясал бы на своих танцульках… Ой, Господи Боже ж ты мой!!!

Мать обнимала ошалевшего окончательно Сашку, а он вертел головой, узнавая в сидящих на тюках с одеждой и скарбом, стоящих возле людях, соседей, друзей, односельчан…

Да, здесь, на непонятно откуда взявшемся вместо соснового бора поле, собралось под ночным звездно-лунным небом все население Никольского вместе с домашним скарбом и скотиной!

«Какой-то бред! — ужаснулся Сашка.