Пора спасать уцелевших. Негоже бросать на произвол судьбы тех… кто приручены. В ответе за них.

Надёжно сковать пленного… вот, вот, никуда не денется, божество доморощенное. И тотчас же – мощный спурт мыслей, атакующий налёт в мозги организмов, по инерции палящих в кого ни попадя. Эй, ребятки, послушайте совета профи: мочить надо прицельно, экономно, энергию зазря не расходо… Ага-а, точно, давайте, давайте! ДРУГ В ДРУГА! НАПОВАЛ. ВСЕХ.

Тело, служащее носителем разуму Эли, обнаружилось на самой кромке суши. Нижняя половина находилась в воде, верхняя уже выползла из… пены морской.

– Венера моя ненаглядная. – По моему приказу тело Макса бросилось к телу Эллен, перескакивая через трупы. – Жива-ая…

Не дож… дутся… – прошептала Она, когда мужчина подхватил её тело на руки, – меня убить… не так просто…

Живучая… моя-а, – сдавленно исторг Он, – прости, отвлёкся, языка брал…

СВЕРХ-Х-ХУ!!! – страшно захрипела женщина, выпучив глаза.

Он моментально вскинул голову и разум, но опоздал. Он опять пропустил миг, в который солнце обрушилось с небес.

Бок болел не так, чтобы адски, но достаточно неприятно. Настолько, чтобы отвлекать на себя если не всё внимание, то по крайней мере большую его часть. Тело было чужим и непослушным. Наверно, это был кошмарный сон, и теперь он стремится прорваться в явь… Состояние, когда голова вроде бы уже соображает, но веки открыть невозможно, тело кажется чужим, а перед мысленным взором продолжает выделываться «шоу». Боль в боку не унималась, наоборот, становилась всё более сильной. Собравшись с силами, Макс Отто сделал попытку развернуться, и от острой боли окончательно пришёл в себя, хотя вряд ли его состояние можно было назвать «приходом в себя». Прийти-то пришёл, но в кого?..

Организм не мог бы пошевелиться при всём желании. Он был засунут в нечто вроде кокона, из которого выглядывало лишь лицо.

Лицо смотрело вверх. В грязный, поросший бурой плесенью потолок. Похоже, пластибетонный. Из потолка торчали, словно рёбра из полуобглоданной туши, ржавые, местами прогнившие буквально насквозь фрагменты металлической арматуры. По потолку бродили зловеще изломанные тени. Эмберг осторожно повернул голову. Голова вертелась, то есть немного поворачивалась… Свечи. Настоящие, горящие открытым огнём свечи. Давненько он не видал подобных. Для романтических коллизий больше подходят голографические: не коптят, не воняют, да и пожара не будет, плюс ничего не потечёт на скатерть или на платье девушки.

Свечей было немного, и в помещении царил полумрак. «Прекрасный, в сущности, павильон для съёмок фильмов ужасов, – подумал Макс Отто. – Теперь самое время появиться какому-нибудь пауку-людоеду».

Эли лежала неподалёку. Точно в таком же коконе из серого волокнистого материала. К кокону тянулись тонкие нити, змеящиеся по полу. Та-ак… Эмберг вдруг почувствовал себя завтраком космического туриста, и тоска его обуяла ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда уж дальше. Он буквально увидел, как в логово вваливаются монструозные хозяева «помещения», этакая весёлая компашка чертей с горячительными напитками. Содержимое коконов разогревается в каком-нибудь аналоге микроволновки, хорошенько прожаривается изнутри, покрывается золотистой корочкой, а потом его и Эли разворачивают, кладут на тарелки, посыпают гарниром и поливают соусом. И всё это под непринуждённый трёп, под флирт, под пиво… чёрт подери! От таких мыслей ему на самом деле стало вдруг очень жарко, не настолько, конечно, чтобы покрыться хрустящей корочкой, однако…

Послышались отчётливые шаги, раздался скрежещущий звук открываемой металлической двери, и в помещении появился… нет, не паук-людоед, и не ватага космических туристов, пожирающих землян в собственном соку.