— Я так понимаю, вы часто приглашали ее куда-либо.
— На иностранные фильмы в Клуб искусств. Иногда мы вместе обедали. Один день провели за городом.
— Ясно.
— Это не то, что вы думаете. Я этого не делал, потому что хотел, я хочу сказать, я бы не мог… О черт!
— Доктор Уивер просил вас приглашать Елену?
— Если вам это так важно, да. Он думал, мы подходим друг другу.
— Так и было?
— Нет! — Эхо от этого слова, выкрикнутого с внезапной яростью, еще мгновение дрожало в воздухе. Словно пытаясь смягчить резкость своего ответа, Адам добавил: — Послушайте, я был словно сопровождающим. Больше ничего не происходило.
— А Елене был нужен сопровождающий? Адам собрал сочинения на столе.
— У меня слишком много работы. Занятия со студентами, мои собственные занятия. Сейчас в моей жизни нет времени на женщин. Они вносят в жизнь проблемы, когда их меньше всего ожидаешь, а я не могу позволить себе отвлекаться. Каждый день я часами занимаюсь научной работой. Мне надо читать сочинения. Ходить на собрания.
— И все это было довольно трудно объяснить доктору Уиверу.
Адам вздохнул. Он положил ногу на ногу и потянул за шнурок своего спортивного ботинка.
— Во второй выходной триместра он пригласил меня к себе домой. Он хотел, чтобы я познакомился с ней. Что я мог сказать? Он стал заниматься со мной, когда я был студентом. Он так стремился мне помочь. Как я мог взамен отказать ему в помощи?
— Каким образом вы помогали ему?
— Он не хотел, чтобы она виделась с этим парнем. Я должен был мешать их встречам. С парнем из Куинз-Колледжа.
— Гаретом Рэндольфом.
—Точно. Она познакомилась с ним в «Обществе глухих студентов» в прошлом году. Доктору Уиверу было неспокойно, когда они встречались. Думаю, он надеялся, что она могла… понимаете…
— Предпочесть вас? Адам опустил ногу на пол.
— Ей в любом случае не очень нравился этот парень, Гарет. Она мне говорила. Я хочу сказать, они везде ходили вместе, и у них были хорошие отношения, но все было не всерьез. И она знала, о чем беспокоится ее отец.
— О чем же?
— Что все закончится… То есть что она выйдет замуж…
— За глухого, — добавил Линли. — Что, в конце концов, не так уж необычно, поскольку она сама была глухой.
Адам резко поднялся со стула. Он подошел к окну и уставился на кладбище.
— Это сложно объяснить, — тихо произнес он в стекло. — Не знаю, как сказать вам. Но если бы я даже и мог, то зачем? Что бы я ни сказал, это его скомпрометирует и нисколько не прольет свет на то, что случилось с ней.
— А если и прольет, то компрометировать доктора Уивера никак нельзя, не так ли? Ведь на волоске висит назначение главой Пенфордской кафедры.
— Дело не в этом!
— Тогда никому не повредит, если вы мне все расскажете.
Адам рассмеялся:
— Легко сказать! Вы лишь хотите найти убийцу и вернуться в Лондон. Вам все равно, если чья-то жизнь порушится. Полиция в роли Эвменид[16]. Это обвинение Линли слышал и раньше. И хотя он частично признавал его справедливость — должна существовать бесстрастная рука правосудия, иначе общество рухнет, — беззастенчивость утверждения на мгновение неприятно удивила его. Оказавшись на самом краю пропасти, именуемой правдой, люди всегда хватались за один и тот же способ протеста: скрывая правду, я защищаю кого-то от вреда, от боли, от действительности, от подозрения. Это были различные виды одного и того же протеста, который носил маску лицемерного благородства. |