Три человека в нарядах не особенно зажиточных дворян при мечах гармонично вписываются в общую картину. Современных записей никто не делал, не дал Радиант такой возможности, но, учитывая здешнюю специфику, Сварог приказал мастерить одежду по образцам шестисотлетней давности, по записям, сделанным во времена первого «Невода». И оказался прав: фасоны одежды ничуть не изменились за прошедшие столетия, как не менялись и за прошедшие тысячелетия…
Даркаш-Ват, столица королевства Даркаш, принял их без малейшего отпора, но вот хорошей погодой порадовать не смог. Здесь стояла поздняя осень, голые деревья уныло растопырили ветви, небо затянуло занудной серой хмарью, порой в ней расплывались черные пятна и пробрасывало мелким снежком, недолгим, но душу безусловно не радовавшим.
Они, конечно, приготовились должным образом — теплые кафтаны, подбитые беличьим мехом плащи, шапки грубой вязки, закрывавшие уши. Но все равно Гаржак, никогда не бывавший на Сильване, впервые столкнувшийся лицом к лицу с явлением под названием «смена времен года», в уныние, конечно, не впал, не тот парень, но пришел в скверное расположение духа. Брат Ролан, коего, как Сварог слышал краем уха, на Сильвану заносило не раз, держался здесь, на Нериаде, не то чтобы веселее — просто без тени унылого раздражения. Кряжистый, средних лет, бородатый как все боевые монахи, выглядевший надежным спутником в опасном предприятии — каковым, несомненно, и был, братство святого Роха не выделило бы ему молодого и неопытного.
Что до самого Сварога, он в скверное расположение духа не пришел — но, оказалось, все эти годы начисто отвык от такой погоды. А на Сильвану, так уж сложилось, ни разу не выбрался — и сейчас чуточку зяб, холодок прихватывал кончик носа и пальцы рук.
Снег тут же таял, едва достигнув земли, но оставалась промозглая слякоть, холодный ветер гонял по мостовой грязные, отвердевшие талые листья, последние остатки осеннего листопада. В голове навязчиво крутилось:
Он мог себе позволить роскошь — отвлекаться на посторонние мысли. Вокруг не происходило ровным счетом ничего, заслуживающего особого внимания, ни над чем, имеющим бы отношение к заданию, ломать голову пока что не приходилось. Нужные наблюдения уже сделаны, было время над ними поразмыслить. Так что ровным счетом ничего не происходило — три человека неспешно шагали к тому самому месту встречи, которое изменить нельзя. И не более того.
Перевалило за полдень, движение на улице в такую пору очень оживленное. Идут пешеходы, скачут всадники, неспешно движутся повозки и гораздо быстрее — кареты. Все как полагается. Обычная картина для города такого уровня развития. Однако…
Очень быстро Сварог заметил то, чего не передавали в полной мере никакие записи. Правда, писаные отчеты именно о таком подробно повествовали. И все же совсем другое дело — увидеть своими глазами…
Никакие отчеты оказались не в состоянии в полной мере описать кукольность окружающей жизни. Сварог словно оказался посреди киносъемки, где мало того, что роли и эпизоды расписаны и поведение строго предписано — каждое движение и каждый жест педантично, подробнейше определены режиссером. Вот только найдись такой режиссер, он, несомненно, оказался бы душевнобольным — такой скрупулезности никогда не требовала ни одна киносъемка, все гораздо интереснее и где-то даже отвратительнее…
Более всего походило на то, как если бы все поголовно прохожие заключены в некое силовое поле, вторую кожу, и это поле жестко, по заранее заданной программе изрядно ограничивает свободу движений, даже больше ведет человека, управляет им, словно марионеткой на ниточках — движениями, мимикой, выражением лица. К такому заключению Сварог пришел после первых наблюдений и анализа таковых. Удачнее сравнения и не подберешь — и пока что не произошло ничего, нарушавшего бы картину. |