– Лапушка, – перебил ее Рорк, – о чем ты говоришь?..

– Да, – она глубоко вздохнула, помолчала. – Просто пытаюсь объяснить тебе, почему я не сияю, как обычно. Извини, Рорк, ты, наверное, привык, что женщины развлекают тебя.

– Я совершенно не жду от тебя этого, Джейд.

– Вот и хорошо, – обожгла она его вымученной улыбкой. – Потому что, боюсь, концертные туфельки я сегодня не прихватила.

Рорк взъерошил свои густые темные волосы, вгляделся в ее лицо, будто стараясь угадать, что за состояние она переживает.

– Я что-то не пойму тебя. Ты на меня сердишься?

– Почему я должна на тебя сердиться?

– Ну, например, потому, что я слишком надолго задержался в Сан-Франциско, но ты ведь знаешь, что причиной тому были дела.

– Да. Так ты мне и сказал.

– Ты будто не веришь мне?

Джейд пожала плечами.

– Надеюсь, ты не осудишь меня, если я поинтересуюсь, не возражала ли Филиппа Хэмилтон против твоего скоропалительного отъезда в Нью-Йорк?

– Ты что, ревнуешь? К Филиппе?

– Нет, конечно.

– Это хорошо. Кстати, тебе для заметки: я со дня возвращения из Греции не имел ни одной женщины.

– Ты волен распоряжаться своей жизнью, Рорк. Я не имею права что-либо говорить тебе или, не дай Бог, вмешиваться. Точно так же, как ты – в мою.

Не скрывая досады и огорчения, он взял ее за подбородок и, когда она хотела отвернуться, почти заставил посмотреть себе в лицо.

– Что, черт возьми, происходит? Я думал, мы окончательно объяснились на Серифосе, помирились, если хочешь.

– Объяснились? Помирились? – подняла брови Джейд. Все это для нее оказалось труднее, чем она ожидала. Было ощущение, что она пытается без карты пройти по незнакомой местности. – Значит, ты так думал?

– Да. Я действительно думал именно так, – выдавил Рорк.

– Ну, я думаю, ты ошибался.

Горькие, едкие слова вынужденной лжи жгли горло, как застрявшая пилюля.

Но, даже видя реакцию Рорка, Джейд заставила себя быть бесчувственной. Она как бы сделала сама себе глубочайший наркоз перед этой невыносимо тяжелой операцией на сердце, больном любовью к этому человеку.

– Я не верю тебе. Господи, да то, что было у нас с тобой на острове, гораздо серьезнее какого-то пустого курортного романа, Кэсси.

Он назвал ее прежним именем, что говорило о его раздражении, даже обиде. Но как бы ни было ей больно наносить ему удары, выбора не оставалось. Потому что если она скажет правду о своей матери и о его отце, Рорк кинется в драку с Кинлэном, и в результате с Белл будет покончено, с Белл, которой и так досталось в жизни больше, чем достаточно. А этого Джейд допустить не могла. После стольких лет уловок, даже лжи ради матери, она не могла сдаться так легко, пусть даже ей самой будет до смерти больно.

Кинлэн Гэллахер не оставил ей выбора. Ни шанса, ни лазейки. И если сейчас она дрогнет перед Рорком, перед его обидой, гневом, ее нервы не выдержат.

– Ты прав, – сказала она, положив ладони ему на грудь, чувствуя биение его сердца. – То, что было на Серифосе – чудо. Я никогда не забуду этого. Но это не было реальностью, Рорк, а просто сказкой, созданной для нас солнцем, морем и оторванностью от всех, кто знает нас.

Всю ту удивительную неделю будто на всей Земле жили только мы двое.