Квинн был непревзойденным игроком в покер, отчасти потому, что полностью контролировал выражение лица. Когда он блефовал, то позволял себе едва-едва заметную улыбку, и те, кто не играл с ним раньше, поднимали ставки и поигрывали. И еще — он знал человеческую натуру. Слабости партнера он просчитывал в первые секунды знакомства.

Несколько раз его обвиняли в шулерстве. Это ничуть не задевало его; он просто выпроваживал обвинявших его прочь с парохода. Он всегда отказывался от борьбы, чем, вкупе с отказом принимать участие в гонках пароходов, заслужил себе репутацию чуть ли не труса. И хотя это больно ударило по его самолюбию, задело его честь, зато еще больше укрепило мнение о нем как о человеке без принципов и ценностей, а ему только это и было нужно. Но в карты он всегда играл честно. Ему не было нужды мошенничать. Он был опытным игроком и всегда знал, когда госпожа Фортуна будет вместе с ним, а когда отвернется.

В этот раз она отвернулась от него рано поутру… после того, как ушли братья Кэррол. Теннессиец был очень счастливым человеком.

Квинн стряхнул с себя чувство потери. Он выигрывал гораздо чаще, чем проигрывал, а те, кто проиграл ему, пришли бы в ужас, если бы узнали, куда идет большая часть этих денег. Он мрачно улыбнулся от этой мысли. Как он все-таки устал. Прежде чем вернуться к себе в каюту на верхней палубе, он помедлил, радуясь свежему воздуху утра. Он только что проводил Джамисона, лоцмана; все было в порядке. Джамисон, угрюмый шотландец, фактически управлял пароходом, и это их обоих устраивало. Шотландец не нуждался, да и не хотел, чтобы владелец судна, который называл себя капитаном, вмешивался в его дела.

Квинн стоял у поручней красного дерева на верхней палубе и смотрел вниз. Вдруг его взгляд задержался на одинокой фигуре какой-то женщины. Был виден только ее силуэт на фоне золотистого восхода, спина ее была закрыта спутанными завитками прядей золотых волос. Она повернула голову туда, где была радуга, щека ее порозовела от ветра.

На ней был плащ, скрывавший фигуру, но он не мог спрятать грацию и достоинство, с которыми она двигалась. Он заметил, что она поворачивается в его сторону, и отпрянул назад, не желая быть замеченным. Когда он выглянул снова, она, спрятав волосы под капюшон, уже убегала с палубы.

Он был поражен. Неподвижно стоявшая у перил, она выглядела как богиня. Он не мог вспомнить, был ли когда-нибудь так потрясен видом женщины. Особенно с тех пор, как затаил глубокое недоверие к большинству из них; в конце концов, из-за одной из их племени ему пришлось провести восемь лет в цепях. Из-за женщины, а также из-за его собственной глупости и надменной самонадеянности.

В тюрьме его высокомерие было сломлено. И он надеялся, что наконец научился избегать глупостей. Он настороженно относился к женщинам.

Его мысли вернулись к женщине на нижней палубе. Он лишь мельком увидел ее профиль, и некоторое время раздумывал, кто бы это мог быть. Он мысленно пробежал по списку пассажиров, но среди них было совсем немного женщин, а молодых и привлекательных и вовсе не было. Оставалась только вызвавшая разочарование мисс Ситон.

Ситон! Черт возьми, как он мог быть столь ненаблюдательным? Ведь это у нее были светлые волосы, хотя он и представить себе не мог, чтобы они имели такой сияющий золотой цвет. Возможно потому, что он-то видел их уложенными в смешную кучку детских кудряшек. Да и цвет ее лица не был таким свежим, но при помощи пудры еще и не то можно сделать. А это дурацкое платье. Под ним можно спрятать самую грациозную фигуру.

Но почему? Зачем женщине нарочно делать себя хуже? И почему женщина, которая казалась такой пустой, поднимается на рассвете, чтобы полюбоваться восходом солнца?

Все это не поддавалось никакому разумному объяснению, а Квинн Девро вещам, не имевшим разумного объяснения, не доверял.