В его поцелуях не было нежности. Они были ищущими, жестокими, требовательными, а жизнь не подготовила Мередит ни к поцелуям, ни к чувствам, которые вызывали его прикосновения.

Поцелуй углубился, и его губы стали чуть мягче, стремясь проникнуть в ее рот. А затем внутрь ее рта скользнул язык, назойливый, ищущий, возбуждающий. Против своей воли Мередит отвечала самым простым и инстинктивным способом, ее язык начал двигаться, пытаясь извлечь наиболее сильные изысканные ощущения, хотя она даже и не понимала, как ее тело реагирует. В ее теле поселилось нечто новое, возбуждающее и пугающее, и в этом не было самообладания, в котором преуспела Мередит.

Наконец он оторвался от нее, его глаза в сгустившихся сумерках вечера казались почти черными. На его лице было вопросительное выражение, так как он увидел всполохи пламени в ее глазах, ранее лишенных всякой страсти, и почувствовал, что ее тело так неожиданно ответило на его поцелуй. “Кто вы? ” — хотелось ему спросить, но перед ним стояло нечто, очень напоминающее деревянную фигуру с растрепанными волосами.

“У него такие глаза, какие должны быть у дьявола”, — подумала Мередит. Они были черны почти полуночной чернотой. Какие-то призраки населили их. Раньше она этого не видела, но сейчас они как бы просвечивали сквозь плотный занавес. Она почувствовала, что дрожит, и возненавидела себя за слабость, из-за которой все и случилось. Он был ее врагом. Она поняла это с той самой минуты, как увидела его тогда. И все же в глубине ее души было нечто, что изо всех сил тянулось к нему. Какой же ужасный изъян в ней сделал все происшедшее возможным?

— Как вы посмели? — наконец, удалось ей вымолвить тихим, но разъяренным голосом; она сердилась на него за то, что он вынудил ее отдаться чувству, и на себя за то, что оказалась столь уязвимой для него.

Девро низко поклонился, во всех его движениях, в выражении лица сквозила издевка.

— Прошу прощения, мисс Ситон. Я не смог устоять против ваших чар. — Он взял ее локон и поцеловал его.

Даже тогда, когда ее душил гнев, и так как он насмехался над ней, другая часть ее рассудка, отстраненная, аналитическая его часть, продолжала раздумывать, почему он все время в перчатках. Желание выделиться? Его глаза слегка сузились, когда он заметил, что она смотрит на перчатку. Она уловила его удивление и поняла, что он догадался, о чем она думает, и ему это не понравилось.

Но он лишь улыбнулся, и улыбка опять тронула только его губы.

— Вы не ответили, мисс Ситон. Вы меня простили? Мередит подумала, что она много чего могла бы сказать, но сдержалась и не ответила ничего. Она сурово осуждала себя, потому что к концу поцелуя принимала в нем такое же активное участие, что и он. Она пожалела, что струна чести так туго натянута в ней. Она всегда восставала против тех вещей, которые, как чувствовала Мередит, не она должна была делать.

С негодованием девушка отодвинулась.

— Вы воспользовались случаем, — обвинила она его.

— Так и есть, — лениво ответил он, его рука по-прежнему играла с ее локоном. — Я хотел видеть ваши волосы распушенными. Я не ожидал, что это будет… что против этого будет невозможно устоять. Теперь я уверен, что вам нужна новая служанка.

Слова поразили ее в самое сердце. Значит, его поцелуй был лишь предлогом добраться до Дафны. Она никогда не чувствовала себя такой дурочкой. Подозрительной идиоткой, павшей жертвой хорошо рассчитанного наигранного обаяния. Черт его побери.

— Дафна не продается, — сказала она. — Какую бы вы ни предложили цену.

Это была неосторожная фраза, подразумевавшая гораздо больше, чем хотелось бы Мередит. В этих словах прозвучала страсть, не характерная для глупышки Мередит. Но она чувствовала такой гнев, что не могла взять себя в руки.