Наконец вышел Вадим Петрович, подсел к Кате.

— Ну, донбассочка, рассказывай о житье-бытье!

Вадим Петрович был бледен, но старался казаться спокойным. Он разбросал руки по спинке софы, закинул ногу на ногу и покачивал новенькой остроносой туфлей. В отличие от Павла Николаевича Вадим Петрович был одет во все новое, дорогое и выглядел очень модным. На среднем пальце правой руки он носил массивное золотое кольцо. Кате чудилось, что правая рука Вадима Петровича, протянутая за ее спиной, вот-вот коснется ее шеи. Помимо своей воли девушка подалась вперед, съежилась. Однако ей не хотелось показаться дикаркой и она бойко ответила:

— Известное дело — житье студенческое.

— Но вы, как я слышал, секретарь декана?

— Временно. Калиф на час.

Вадим Петрович не слушал Катю. Блеснув черными широко открытыми глазами, он соединил пальцы рук, хрустнул ими, быстро застучал носком ботинка по ковру. Ему было все равно: секретарь ли декана Катя Соловейко или она доцент, профессор…

Глаза Златогорова были воспалены. В глубоких морщинах залегла усталость. Лишь волосы показались Кате красивыми. На затылке они завивались кольцами, точно снизу дул ветер и поднимал их. Кате не хотелось больше говорить с Вадимом Петровичем. Но Златогоров продолжал задавать вопросы. Она отвечала на них так же безучастно, как безучастно задавал их Златогоров.

6

Постель для гостьи приготовляли всей семьей. Хозяйка достала новые накрахмаленные простыни. Когда стелила их на софу, из них выпала розовая китайская подушечка.

— Ароматический табак, — сказала Зинаида Николаевна, поднося подушечку к носу, сладостно затягиваясь. Катя тоже ощутила тонкий запах дорогих папирос.

Вадим Петрович приоткрыл балкон.

— Воздух, Сергей, воздух. Единственное, чего нам недостает в жизни.

Майя тоже хлопотала в комнате, но суетилась бестолково, то и дело мешая матери и отцу. От бдительного взора Кати не укрылась ни одна деталь в отношениях отца и дочери. За весь вечер Вадим Петрович ни разу не обратился к дочери, не назвал ее по имени. Безошибочным чутьем Катя поняла, что отец знает все о Майе, но не считает уместным давать волю своему гневу. Катя оценила выдержку Вадима Петровича, и в душе ее зародилось к нему уважение. Правда, ей не понравилась первая беседа с Вадимом Петровичем, его бездумные вопросы, отсутствующий взгляд, но в доме случилась неприятность — Катя понимала причину рассеянности Златогорова, она охотно его извиняла. Расположению Кати к Вадиму Петровичу способствовало и внимание хозяина к гостье. Он все время заговаривал с ней, называл ласково донбассочкой, и когда Катя улеглась, Вадим Петрович еще раз вышел из своей комнаты и поправил на ней одеяло, коснулся ладонью Катиной щеки: «Спи, донбассочка, — показал на восточного божка: — Добрый старик расскажет тебе сказку». Вадим Петрович подошел к статуэтке, качнул ее. И тотчас же вспыхнули стеклянные глаза старца, из них полился мягкий красноватый свет. Все восемь рук замахали в такт покачиванию головы. Вадим Петрович еще раз поправил одеяло, кивнул Кате и ушел к себе.

Божок покачивал головой, размахивал скрюченными пальцами и беззвучно во весь рот смеялся. Буддийский жрец как бы говорил: «Теперь-то я с тобой расправлюсь».

Шум вечернего города доносился в комнату. Где-то далеко, за большими домами, шипя колесами, пронесся на большой скорости автомобиль. Еще дальше, среди зарева электрических огней, раздался свистящий шум идущего на посадку самолета.

Катя приподнялась на локоть. За ширмой увидела Сергея. Натянув на голову одеяло, он спал. В полумраке стала разглядывать окружавшие ее предметы.