Я звонила ему домой, и женский голос недовольно отвечал, что Никиты нет и долго не будет. Я звонила снова и снова, и наконец его мать злобно крикнула, чтобы я оставила в покое ее сына, что я превратила жизнь их семьи в ад и что это переходит уже всякие границы. Но иногда я становлюсь очень упорной — если мне попадет вожжа под хвост, как заявлял отчим, когда был в детстве особенно мной недоволен.

И я подкараулила Никиту у парадной. Лучше бы я этого не делала, потому что его вид вызвал у меня физическую боль в сердце. Он же, лицезрея меня, только морщился, как будто у него крутило живот. Ни разу не отведя глаз, он сообщил, что между нами все кончено, что приехала его постоянная девушка и я могу считать себя свободной.

Очевидно, у меня на лице отразилось что-то вовсе уж несусветное, потому что Никита заявил, что не нужно мне принимать все так близко к сердцу и что, если бы он знал, что я воспринимаю наши встречи так серьезно, он бы никогда со мной не связался. Он мне ничего не обещал, и никаких неприятных последствий у меня после наших с ним встреч быть не может, потому что он честный человек и пользовался презервативами.

В голове у меня сам собой всплыл вопрос, какое отношение презервативы имеют к честности, но задать его я не успела, потому что Никитушка развернулся и отправился от меня прочь, печатая шаг, как на плацу.

Едучи домой в метро, я на полном серьезе обдумывала способы самоубийства. Мама застала меня со всеми тремя градусниками, что были в доме, я собиралась разбить их и выпить ртуть. Не помню, в какой книжке я прочитала об этом варварском способе.

Пока я тупо пялилась на градусники, мама вошла, все поняла, отобрала их и заставила меня все ей рассказать. Я не очень сопротивлялась, настал момент, когда мне просто необходимо было выговориться.

Пока я плакала в ее объятиях, мама молча гладила меня по спине, потом, когда я немного успокоилась, она сказала, что очень важно, чтобы первый мужчина был любимый, что, когда я занималась любовью с Никитой, он был для меня самый лучший, и в будущем нужно помнить только это, а остальное просто выбросить из головы. Неужели после того, что Никита мне наговорил, меня по-прежнему к нему тянет? Я с негодованием ответила, что теперь я его ненавижу. Мама улыбнулась и сказала, что ненависть тоже пройдет, как и любовь. И совершенно незачем лишать себя жизни по такому поводу и что я страдаю не от отвергнутой любви, а от унижения, а это можно забыть, сделав над собой небольшое усилие. Тем более что никто про это не узнает, я умница, что не разболтала про Никиту подружкам.

Мама меня хвалила зря, потому что я просто не успела этого сделать, слишком быстро все закончилось. Девчонки тоже готовились к вступительным экзаменам, и мы редко виделись.

— Сонька, ты что? — Ленка тормошила меня и дергала за рукав. — Ты уже пять минут стоишь как в столбняке и молчишь. Тебе лечиться нужно! Это на тебя сообщение о моем муже так повлияло? Говори, что ты про него знаешь!

— Да ничего я про него не знаю, — опомнилась я, — так, помню немножко по школе. А где вы познакомились?

— Он тоже в «Мухе» учился, только на два курса старше! Я же говорила.

— Понятненько. И давно вы женаты?

— Больше года… Он скоро придет, интересно, узнает тебя или нет?

Мне тоже это было очень интересно, поэтому я не стала смотреть ее рисунки, а отправилась к себе под предлогом проверки здоровья Багратиона.

Кот-то чувствовал себя отлично, он мирно спал на Витькином диване, зато мое самочувствие оставляло желать лучшего.