Но я все равно опустил кончики пальцев, проведя ими по прохладной коже ее лба. Мона на секунду замерла, как и моя рука. Я не двигался, когда хриплый вздох сорвался с ее губ, и она снова заснула. Я ждал, нависая над ней целую минуту, прежде чем провести кончиками пальцев вокруг ее глаз, мои губы дрогнули, когда я коснулся ее длинных черных ресниц, целующих щеки. Я повел пальцем вниз по ее маленькому носу к пухлым губам.

По неизвестной мне причине, я не мог отвести взгляд от этих губ. В детстве Господин заставлял нас смотреть бои в ямах, которые станут нашим будущим, но вместо того, чтобы смотреть сражения, я был сосредоточен на людях в толпе. Я изучал каждого из них: и мужчин, и женщин. Мне было интересно, откуда они прибыли. И почему они приходят сюда.

Мои брови сошлись на переносице, когда я вспомнил, как мужчина, сидящий рядом с Господином, наклонился и прижался губами к женщине рядом с ним. Я облизал свои губы, когда задумался — каково это: прижаться своими губами к губам этой моны.

Не раздумывая, я наклонил свою голову к ней, вытянув свои губы. На своем лице я почувствовал теплое дыхание моны. Я резко отстранился назад, пульс грохотал у меня на шее.

Расплавленный гнев пронесся по моим венам. Я вышел из киски моны и, шатаясь, поднялся на ноги, которые дрожали от чрезмерного напряжения. Я поднял руки вверх и провел ими по волосам. Рычание сорвалось с моих напряженных губ.

«Что я собирался сделать? — задавался я вопросом. — Зачем я пытался коснуться ее губ?»

Мне нужно было успокоиться, и я принялся расхаживать вперед-назад. Мои зубы скрежетали от разочарования, мышцы шеи напряглись до боли, руки сжались в кулаки.

Господин пытался запутать мой разум. Я знал это. Этот больной ублюдок знал это. Он понимал, что сделает со мной ее заключение в этой камере. Он знал, что я сделаю, если она будет нуждаться в моей сперме, выгибаясь и стоная на земле. Он знал, что лекарства от агрессии, которые мне давали, гарантировали, что мой член отреагирует.

Я обслужил ее.

Я успокоил ее огонь своим семенем.

Но я не хотел ничего другого. Я не мог позволить себе беспокоиться о том, как она выглядела, когда пришла. Не мог позволить себе думать о том, как грустно она говорила, когда ее зрачки уменьшились до нормального размера и как она поблагодарила меня за то, что я временно освободил ее от боли.

И я не мог позволить, чтобы меня волновали ее губы. Не мог позволить себе волноваться о ней вообще. Она должна быть просто моной, моной Господина. Я не должен позволить ей уничтожить меня.

Не оглядываясь, я лег на матрас и повернулся спиной к ее спящему телу. Я закрыл глаза, прогоняя все мысли из головы. Моя ярость закипала, когда я пытался сосредоточиться на том, чтобы не чувствовать запах моны на своей коже. Но это продолжалось недолго; измученный сон взял меня в свои объятия и быстро потянул за собой.

Когда открыл глаза, у моей двери стоял охранник. Я тут же сел, мои глаза сузились от победного блеска в его взгляде.

— Вставай, — скомандовал он, увидев, что я наблюдаю за ним.

Я поднялся на ноги, не обращая внимания на боль в руках и ногах. Когда охранник открыл дверь, я подавил желание обернуться и посмотреть на лежащую на земле мону.

Я потерпел неудачу. Господин выиграл этот раунд. Но я был воином до мозга костей. Он не победит в последней битве. Я смог трахнуть ее без чувств. Я заставлю себя ничего не чувствовать.