Изменить размер шрифта - +
Рассудок так иной раз мешает жить – просто жить, испытывать усладу от касаний мягкого и теплого, гибкого и упругого…

Музыка кончилась, Алла опустила руки, перевела их Георгию на грудь, погладила пальцем орденские планки.

– Уже темнеет… – проговорила она.

– Я провожу вас?

– Это просьба? – лукаво улыбнулась «пани Миньковска». – Или утверждение?

– Убедительная просьба!

– Тогда проводите, а то мне далеко идти…

Они вышли во двор. Все пространство было залито светом фонарей и прожекторов, перед воротами прохаживался постовой. Увидев Кузьмичева, он молодцевато отдал честь и отпер калитку ворот.

Улица Ленина встретила пару темнотой, теплыми потемками летней ночи. Точнее, позднего вечера, да какая в том разница, если Аллочка берет тебя под руку и шагает рядом, путая мысли и рождая желания?

– Марк хвастался, что он вместе с вами воевал во Вьетнаме, – заговорила девушка.

– Да, – кивнул Кузьмичев, – приезжала комиссия из КБ, смотрели на месте, как работают их ракеты.

– А страшно, когда война?

– Конечно, страшно, – усмехнулся Георгий. – Там ведь и убить могут. Марк испробовал пару боев, но просто не успел вдосталь натерпеться грязюки и пота. И кровищи… Война везде такая. Только когда мы воевали в Египте, был песок, жара и скорпионы. А во Вьетнаме – духота, как в парной, болота и москиты…

– А теперь что будет? – негромко спросила Миньковская. – Пыльные тропинки далекой планеты? И чудовища, бредущие по оранжевым джунглям?..

– Скоро увидим.

Алла вздохнула.

– Иногда так сердце сжимается, – проговорила она, – как подумаешь об этих парсеках, о звездах… И я так рада, что нашла вас…

Девушка остановилась и посмотрела на Кузьмичева, пытливо и робко.

– И я рад, – признался Георгий.

– Поцелуйте меня! – потребовала Алла.

Полковник исполнил приказ. Губки Аллины раскрылись, и Кузьмичев ощутил кончиком языка ровные зубки. Девушка с трудом оторвалась и отшагнула, не убирая ладоней с широкой полковничьей груди.

– Мы уже пришли, – сказала она, – вот мой дом!

Георгий прикинул, уместна ли будет его инициатива, решил, что уместна, и поцеловал Аллу еще раз. Девушка неожиданно пылко ответила, обхватила его за шею, привставая на носочки, и нежно оттолкнула, с мудрой мягкостью пресекая побуждения разбуженной плоти.

– Спокойной ночи… Гоша!

Но Гоша не желал успокаиваться, у него другое было на уме. Кузьмичев уверенно покрывал лицо девушки поцелуями, переходя на стройную шею.

– Гоша!

Кузьмичев крепко прижал Аллу, порывисто гладя ее куда ниже талии и вдавливая пальцы в неподатливую мякоть. Девушка рванулась, делая замах, но пощечины не дала. Глубоко дыша, она отшагнула назад.

– Я думала, вы другой, – проговорила она стеклянным голосом, – а вы такой же, как все они!

– Да! – сказал Георгий, скрывая за твердостью вызов и разочарование. – Я обычный. Я – как все! Ты мне очень нравишься, и…

– Ты странный! – перебила его Алла и скрылась за калиткой. – Ты до ужаса странный!

Девушка растаяла во мраке, ее каблучки процокали по дорожке к дому, чьи окна просвечивали из-за встопорщенных елей, и поздний вечер исполнился тишиной.

Кузьмичев облокотился о забор. Странный… Что ж в нем странного? На дворе вечер, впереди ночь. И теперь что он, что она проведут ее порознь.

Быстрый переход