Рассудок так иной раз мешает жить – просто жить, испытывать усладу от касаний мягкого и теплого, гибкого и упругого…
Музыка кончилась, Алла опустила руки, перевела их Георгию на грудь, погладила пальцем орденские планки.
– Уже темнеет… – проговорила она.
– Я провожу вас?
– Это просьба? – лукаво улыбнулась «пани Миньковска». – Или утверждение?
– Убедительная просьба!
– Тогда проводите, а то мне далеко идти…
Они вышли во двор. Все пространство было залито светом фонарей и прожекторов, перед воротами прохаживался постовой. Увидев Кузьмичева, он молодцевато отдал честь и отпер калитку ворот.
Улица Ленина встретила пару темнотой, теплыми потемками летней ночи. Точнее, позднего вечера, да какая в том разница, если Аллочка берет тебя под руку и шагает рядом, путая мысли и рождая желания?
– Марк хвастался, что он вместе с вами воевал во Вьетнаме, – заговорила девушка.
– Да, – кивнул Кузьмичев, – приезжала комиссия из КБ, смотрели на месте, как работают их ракеты.
– А страшно, когда война?
– Конечно, страшно, – усмехнулся Георгий. – Там ведь и убить могут. Марк испробовал пару боев, но просто не успел вдосталь натерпеться грязюки и пота. И кровищи… Война везде такая. Только когда мы воевали в Египте, был песок, жара и скорпионы. А во Вьетнаме – духота, как в парной, болота и москиты…
– А теперь что будет? – негромко спросила Миньковская. – Пыльные тропинки далекой планеты? И чудовища, бредущие по оранжевым джунглям?..
– Скоро увидим.
Алла вздохнула.
– Иногда так сердце сжимается, – проговорила она, – как подумаешь об этих парсеках, о звездах… И я так рада, что нашла вас…
Девушка остановилась и посмотрела на Кузьмичева, пытливо и робко.
– И я рад, – признался Георгий.
– Поцелуйте меня! – потребовала Алла.
Полковник исполнил приказ. Губки Аллины раскрылись, и Кузьмичев ощутил кончиком языка ровные зубки. Девушка с трудом оторвалась и отшагнула, не убирая ладоней с широкой полковничьей груди.
– Мы уже пришли, – сказала она, – вот мой дом!
Георгий прикинул, уместна ли будет его инициатива, решил, что уместна, и поцеловал Аллу еще раз. Девушка неожиданно пылко ответила, обхватила его за шею, привставая на носочки, и нежно оттолкнула, с мудрой мягкостью пресекая побуждения разбуженной плоти.
– Спокойной ночи… Гоша!
Но Гоша не желал успокаиваться, у него другое было на уме. Кузьмичев уверенно покрывал лицо девушки поцелуями, переходя на стройную шею.
– Гоша!
Кузьмичев крепко прижал Аллу, порывисто гладя ее куда ниже талии и вдавливая пальцы в неподатливую мякоть. Девушка рванулась, делая замах, но пощечины не дала. Глубоко дыша, она отшагнула назад.
– Я думала, вы другой, – проговорила она стеклянным голосом, – а вы такой же, как все они!
– Да! – сказал Георгий, скрывая за твердостью вызов и разочарование. – Я обычный. Я – как все! Ты мне очень нравишься, и…
– Ты странный! – перебила его Алла и скрылась за калиткой. – Ты до ужаса странный!
Девушка растаяла во мраке, ее каблучки процокали по дорожке к дому, чьи окна просвечивали из-за встопорщенных елей, и поздний вечер исполнился тишиной.
Кузьмичев облокотился о забор. Странный… Что ж в нем странного? На дворе вечер, впереди ночь. И теперь что он, что она проведут ее порознь. |