— Я не расслышал, что вы сказали, — произнес он и посмотрел в окно.

Она опустилась на один из стульев, предназначенных для посетителей, у его стола и заплакала.

Он немного расслабился. Он был экспертом по плачу. Плачущие люди абсолютно предсказуемы. Он дал ей выплакаться, а потом сказал:

— Прошу прощения. Мне очень неловко за все, что случилось, Сельма. Очень и очень.

— Но почему? Все же было хорошо, Маргидо. И ты все портишь, когда вот так говоришь… — сказала она тоненьким девчачьим голосом, от которого воздух стыл вокруг него. Ему хотелось провалиться, оказаться в другом месте, где угодно, даже в темной могиле.

— Не надо было тебе сюда приходить, — сказал он. — Если фру Марстад или фру Габриэльсен узнают…

— Ты что, на них женат? У тебя не может быть личной жизни?

На оба вопроса он мог ответить «нет», но с возрастающим страхом заметил, что в ней снова пробивается ярость. А с этим чувством он плохо справлялся. Будь она женщиной, только что пережившей ужасное горе, все было бы намного проще.

— Тебе надо просить прощения за то, что ты не хочешь со мной говорить! Я звонила, даже писала письма, целый месяц! Как, ты думаешь, я себя чувствую? Сначала я думала, тебе просто нужно время. Какая идиотка!

— Тсс, не кричи, я прекрасно слышу.

По счастью, она опять заплакала, и он смог взглянуть на нее. Она закрывала лицо руками, нечто зеленое оказалось шерстяной шляпкой с тряпичным цветком на полях. Сумка тоже была зеленой, она держала ее на коленях, уперев в нее локти.

— Вот как ты поступаешь, — прошептала она сквозь пальцы. — Переспал с женщиной, а потом скрылся, утверждал, что очень занят, когда я звонила, я знаю, ты врешь, ты рассказывал, как тщательно следишь за тем, чтобы телефон был выключен во время важных дел. Проклятый мобильник, раньше все было проще, без него. Давалось с трудом, но было проще. Я думала, мы нашли общий язык, Маргидо. Правда, думала.

— Все не так просто. Я — человек глубоко верующий Сельма.

— Ха! По твоему поведению в новогоднюю ночь этого не скажешь!

— Я не переношу алкоголь, никогда не выпиваю. Все из-за этого.

Ярость снова вернулась к ней, она встала, облокотилась на стол, он непроизвольно отклонился назад, дорогое кресло следовало за каждым его движением.

— То есть во всем виноват алкоголь. Ты это хочешь сказать?

Он закрыл глаза. Как все вульгарно. Она стала другой, закончились веселые шуточки и кокетство, женщина, стоявшая перед ним стала грубой и бестактной. И это все намного упрощало. Он встал и посмотрел ей прямо в глаза.

— Я хочу, чтобы ты сейчас ушла, Сельма. Я искренне прошу прощения, правда. Ты очень… чудесная женщина. Но отношения с тобой не сочетаются с моей верой.

— Ты что, монах? Католический священник? А? С твоей работой в похоронном бюро, можно подумать, ты женщин как грибы собираешь! Но для меня ты был отличным мужчиной, от которого исходит уверенность, твое спокойствие меня восхищало. И как это я не поняла, что это спокойствие — банальная пассивность?! Ты — трус, Маргидо Несхов. И я ухожу. Больше я тебя не побеспокою.

Когда все дела за день были переделаны, бумаги собраны в папки, важные звонки сделаны и завтрашние похороны спланированы во всех деталях, он отправился прямо домой, хотя времени было всего половина четвертого. Дамам он сказал, что заедет на склад гробов, посмотреть, что там есть, хотя прекрасно понимал, как это глупо — вся подобная информация приходила на компьютер фру Марстад. Поэтому он добавил, что ему показалось, один гроб бракованный, одна ручка разболталась, и он хочет посмотреть, можно ли это поправить самостоятельно и не возвращать товар поставщику.