Александр Грин. Ранчо «Каменный столб»
I
Пассажирский поезд, шедший из Рио-Гранде в Баже, остановился на станции Месгатоп, неподалеку от которой лежал поселок того же названия.
Из вагона первого класса вышел, неся ручной саквояж, человек лет тридцати. Его гладкие черные волосы и резкий профиль выдавали примесь индейской крови. Действительно, Ретиан Дугби был сыном шотландца и индианки. Гордое, даже мрачное выражение его смуглого лица скрашивалось добрыми черными глазами.
Пройдя короткую тропинку между агав и тамарисков, росших перед верандой станционного бара, путешественник приблизился к стойке, возле которой находился только один пассажир — высокий белоснежно-седой старик в городском костюме, — и обратился к буфетчику с просьбой дать стаканчик кашассы (водка из сахарного тростника) и пирожное из маниоки с креветками — на закуску. Вдруг сзади него раздался крик:
— Ветерок Пампасов! Утренний Ветерок! — И старый пеон, бросив на стол корзину с дынями, кинулся к Ретиану, охватив его за плечи на манер гаучо.
— Жозеф! Неужели это ты, старый Жозеф? — вскричал Ретиан, приветствуя бывшего гаучо-индейца тем, что положил ему голову на плечо и похлопал по спине, а Жозеф проделал ту же церемонию. — Никак не думал, что ты еще жив!
— Жив, жив, Утренний Ветерок! — ответил, утирая слезы, старик. — Только уже стар управляться с лассо и быками. Вот третий год служу здесь, на станции, заведую провизией. Надолго ли вы приехали? Ваше ранчо, которое продали после смерти вашего отца Эркману Шульцу, Шульц перепродал Гопкинсу, — теперь там гостиница. Каждый день у него толкутся гаучо и путешественники.
Следует объяснить, что Жозеф работал пятнадцать лет при стаде Вильяма Дугби, отца Ретиана. По привычке индейцев давать прозвища, Жозеф прозвал Ретиана «Быстрый Утренний Ветерок» за живость и неугомонность мальчика во время степных поездок, когда Ретиан, еще четырнадцати лет, не уступал самому ловкому наезднику пампасов в метании лассо и в разыскивании следов.
Ретиан опустил руку на плечо старика и задумался. Ему было неприятно слышать, что дом, где он вырос со своей сестрой Мальвиной, теперь женой машиниста в Сан-Франциско, превратился в придорожный трактир. Однако радость снова очутиться среди пампасов скоро пересилила грусть, и молодой человек начал болтать с Жозефом о старых знакомых, о прошлом, не замечая, что белоснежно-седой старик с красивым, тонким лицом чрезвычайно внимательно слушает их разговор.
Полное восхищение светилось в лице старика: не раз он как бы хотел вмешаться в разговор, но удерживался.
Буфетчик, давно привыкший к встречам всякого рода, составлял спиртные смеси, переливая напитки из графина в графин.
— Временно я бросил работу в газетах, — сказал Ретиан, — подкопил денег и решил провести месяца два на родине. Отсюда я направляюсь в ранчо «Каменный Столб», к старому другу моего отца — Дугласу Вермонту. Он давно зовет меня погостить.
— Недавно видел его, — сказал Жозеф. — Раненый Ягуар (у Вермонта была прострелена нога во время одной схватки со степными разбойниками) приезжал на станцию с дочерью Аретой. Солнце светит тусклее, когда она выходит из ранчо. Газель Пустыни дает мне книги; она же выучила меня читать, писать и проделала это с терпением каскавеллы, караулящей птичку. Они очень бедны, милый Утренний Ветерок, дела их неважны.
— Жозеф, — сказал буфетчик, — ведь ты еще не был у Бальядеро за ананасами?!
— Иду, иду, — ответил старик. — Не каждый день бывает такая встреча. Я только скажу Педро Торресу, чтобы готовил дилижанс для гостя Вермонта.
— Вот этого как раз не нужно, — возразил Ретиан. |