Раскат грома был так силен и долог, что путешественники почти оглохли. Лошади, привстав на дыбы, заржали и вновь помчались вперед, причем не надо было уже погонять их.
Ветер сорвал шляпы Ретиана и Линсея; он далеко угнал их, играя ими, перевертывая их в воздухе, как клочки бумаги. Начался такой ураган, во время которого даже быки иногда опрокидываются.
Гул ветра и беспрерывный гром, казалось, сотрясали землю.
Огромные тучи стояли низко над головой путешественников; в внезапно наступивших сумерках пампасы вспыхивали синим светом, когда извилистая огненная сеть молний покрывала небо.
Молнии скакали по степи везде, вдали и вблизи; видя эти мгновенно падающие густые струи огня, Роберт испугался и закричал:
— Мы сгорим!
За шумом урагана и ливня, сразу промочившего их насквозь, никто не услышал мальчика.
Вдруг Ретиан махнул рукой, указывая на темневшие впереди кучи. Их было пять или шесть; они напоминали низкие, развороченные стога сгнившего сена.
— Умбу! — крикнул Ретиан. — Там мы укроемся!
Эти кучи были не что иное, как особенные деревья пампасов, называемые туземцами «умбу».
Умбу растет вблизи сырых мест, достигая в вышину пяти-шести метров, а в толщину, диаметром, до трех-четырех метров. Такое несоответствие пропорций делает ствол умбу похожим на поставленную хвостом вверх толстую редьку. Дерево обрастает очень длинными, кривыми, изогнутыми ветвями с густой, сероватой мелкой листвой, так что листва с сучьями образуют ниспадающий кругом ствола, до самой земли, плотный навес.
Но самое оригинальное в умбу — то, что дерево стоит на сплетениях выпяченных из земли корней. Эти верхние корни тянутся далеко во все стороны, то скрываясь под травой, то снова обнажаясь, и их причудливые извивы тянутся, как низкие шалаши, под сводами которых обыкновенно живут стаи воронов. Своды корней, занесенных слипшейся плотной коркой пыли, представляют надежную защиту от непогоды.
К двум таким умбу прискакали всадники, укрыли лошадей под навесом листвы, привязав их, а сами заползли под ближайший к дереву свод из воздушных корней, спугнув воронов, которые, крича и негодуя, тотчас перебрались в другое помещение.
Пуртос и Нарайа видели, что сделал Ретиан с лошадьми, но не рассмотрели, куда спрятались люди.
Подскакав совсем близко, бандиты начали совещаться. Они решили сначала укрыть своих лошадей под другим умбу, а затем проползти среди корневых сводов и высмотреть свои жертвы. Никто не должен был остаться живым.
Устроив лошадей, бандиты скинули пончо и, зажав в зубах ножи, с карабинами наготове начали подползать к тому умбу, где находились наши приятели.
— Никогда в жизни я не видел такой бури! — говорил Линсей, тщетно ища в потемках, на что опереться или сесть, так как стоять было нельзя. — Не боитесь ли вы, что молния ударит в дерево?
— Конечно, есть опасность, — ответил Ретиан, — однако еще опаснее оставаться под открытым небом, потому что памперо свирепеет. Если пройдет град, который достигает здесь величины в двести граммов кусок, то нас забьет градом, а лошади взбесятся.
Сидя на корточках среди луж под ногами, путешественники прислушивались к визгу шторма в ветвях; корни дрожали над их головой, на волосы сыпался мусор.
Грохот грома не умолкал ни на секунду, так что трудно было говорить и слушать друг друга. Отыскав сухие спички, Ретиан взял себе и дал Линсею сигару. Они с трудом закурили.
При свете спички Линсей увидел, что Роберт лежит на животе и, широко раскрыв глаза, с любопытством смотрит из-под корней на бичуемое молниями пространство.
Вдруг ползший невдалеке Нарайа увидел огонь сигары Линсея.
— Вот они! — шепнул он, схватив Пуртоса за руку. — Это не глаз ягуара. |