— Черный кофе покрепче и ветчину с яйцами. — Он вышел.

Я продолжал лежать. Спать мне не хотелось, но и вставать тоже. Около восьми часов официант принес поднос, нагруженный снедью. Я немного поел и выпил почти галлон горячего черного кофе.

К тому времени как вернулся Расс, я уже малость ожил.

— Спасибо, Расс, — сказал я ему. — А теперь я думаю, мне пора предпринять что-нибудь решительное и крайне продуктивное.

— Например?

— В том-то и дело, что не знаю. Что-нибудь произошло на ранчо этим утром? Что-нибудь необычное?

Он покачал головой. По его словам, все было нормально. Гости завтракали. Некоторые после завтрака уже выехали на конную прогулку. Об Эверетте, Кэлвине и Грине по-прежнему ни слуху, ни духу. Киношники уже отправились снимать свой фильм, хотя что это за фильм, он не знал.

— Зато я знаю, — ответил я. — И премьера его по справедливости должна состояться в моей квартире. Значит, они уже уехали?

— Да, мистер Флинч, который, судя по всему, является продюсером…

— Именно так.

— Он очень торопится закончить фильм.

— Да, он всегда торопится. Но думаю, он действительно хочет закончить съемки сегодня. Он уже и так вышел за рамки бюджета на целых восемь долларов, а может и больше.

Расс продолжал что-то говорить, а я сидел, размышляя, или, по крайней мере, пытаясь это делать. Пытался вспомнить, что было. Кое-что прояснялось. Я вспомнил, как стоял у номера «Таксон», прислушиваясь к скрипящему, скрежещущему голосу, доносящемуся изнутри… Что-то забрезжило, но ухватить это я никак не мог. Как будто память моя была затянута тонкой полиэтиленовой пленкой, достаточно было проткнуть ее острым гвоздем и… Но я все ходил вокруг да около этого экрана, и никак не мог проникнуть внутрь. Поэтому я решил плюнуть на все и предоставить эту работу моему подсознанию.

Я частенько так поступаю. Иногда долгое время безуспешно ломаешь голову над какой-то проблемой или столь же безуспешно пытаешься вспомнить какую-то ускользающую деталь. В этом случае лучше всего бросить обо всем этом думать. И вдруг, когда меньше всего этого ожидаешь, искомый ответ неожиданно выскакивает из каких-то подсознательных глубин, как чертик из шкатулки. Это мой метод. Так что можете называть меня — Шелл Скотт, Подсознательный Детектив.

Глухая боль ворочалась у меня в затылке, ныли мышцы шеи и спины. Я подумал, что горячий душ поможет расслабить закоченевшие, сведенные мускулы, освежит и придаст мне силы. Я разделся, отметив, что, по крайней мере, Хэл и Грин не очистили мои карманы. Мелочь, ключи от машины, бумажник, по-прежнему были в карманах брюк; мой пистолет и кобура лежали на пистолетном столике. Наверное, они решили закопать все это со мной. Чтобы было шито-крыто.

В ванной я подставил спину под струю горячей воды, чувствуя, как она согревает мне шею и затылок. Горячая вода вымывала из тела боль.

Я ни о чем не думал, сладостно изнемогая во влажной жаре.

Весь распаренный, я протянул руку к крану с горячей водой и увернул его.

Холодная вода ударила меня тысячью холодных иголочек. Я вскрикнул: «Ай!» — и в это мгновение вспомнил. Все вспомнил.

Глава 11

Я вспомнил все. Не в той последовательности, как это случилось прошлой ночью: как я последовал за Хэлом, подслушал разговор, постучал в дверь Эверетта, а все разом в какую-то долю секунды.

Меня будто чем-то ударили изнутри. Я видел перед собой лицо Эверетта и понял, что оно было необычайно похоже на лицо Гарбена. Волосы, усы были другие, но за исключением этих мелких деталей, все было один к одному. Это был Гарбен. Но ведь это невозможно, если, разумеется, я не подвинулся рассудком.