И не помнила ничего, что с нею случилось. Память как умерла. А так-то она была здорова и во всем остальном нормальная. Доктор тогда сказал, что это самое милосердное, что могло произойти. Но уж коли память вдруг вернется, так он сказал, то тут для бедной девчушки начнется ад.
Блэк подозвал официанта и расплатился.
– Жаль, конечно, что вечер наш закончился на такой трагической ноте, – проговорил он, – но все равно спасибо вам за рассказ. Непременно включите его в ваши воспоминания, когда соберетесь писать. А что, кстати, было с ребенком?
Сестра взяла со стола перчатки и сумочку.
– Его приняли в приют Святого Эдмунда в Ньюки. У меня там был знакомый в совете попечителей. Я все устроила, хотя трудов это стоило немалых. Дали мы ему имя Том Смит – хорошее имя, добропорядочное, но для меня он до сих пор Рыжик. Бедный парень, так и проживет – не узнает, что в материнских глазах он был будущим спасителем человечества.
Блэк проводил старшую сестру назад, в лечебницу, и пообещал написать сразу по возвращении домой, подтвердить заказ на палату. Затем он вычеркнул ее и Карнлит из записной книжки и приписал ниже: «Приют Св. Эдмунда, Ньюки». Досадно, что он забрался так далеко на юг, когда можно было проехать всего несколько миль и установить простой факт. Установить простой факт оказалось, однако, труднее, чем он предполагал.
В приютах, где живут дети незамужних матерей, обычно не слишком склонны открывать местопребывание своих бывших подопечных, и заведующий приютом Святого Эдмунда не был исключением из правила.
– Это не годится, – объяснил он Блэку. – Дети знают один дом – тот, в котором они выросли. Течение их жизни нарушилось бы, если бы родители впоследствии пытались завязать с ними отношения. Могли бы возникнуть разного рода осложнения.
– Вполне вас понимаю, – согласился Блэк, – но в данном случае осложнений не предвидится. Отец неизвестен, мать умерла.
– Я это знаю лишь с ваших слов, – возразил заведующий. – Извините, но у нас строго запрещено давать какие-либо сведения. Могу сказать вам только одно. Последнее, что мы о нем слышали, это что он крепко стоит на ногах, нашел работу, он теперь коммивояжер. К сожалению, больше я ничего сказать не имею права.
– Вы сказали совершенно достаточно, – ответил Блэк.
Он вернулся к машине и заглянул в свои записи.
Записи подтвердили то, о чем смутно напомнили ему слова заведующего. Теперь все совпало.
Последним, если не считать дворецкого, кто видел леди Фаррен в живых, был агент, собирающий заказы на садовую мебель.
Блэк повернул на север, к Лондону.
Контора фирмы, производившей садовую мебель, помещалась в Норвуде, Миддлсекс. Блэк добыл адрес, позвонив по междугородному телефону сэру Джону. Каталог лежал среди других бумаг и писем леди Фаррен.
– А в чем дело? Вы напали на что-то? – спросил по телефону сэр Джон.
– Просто заключительная проверка, – ответил Блэк уклончиво. – Моя всегдашняя дотошность. Я свяжусь с вами в самое ближайшее время.
Он отправился на свидание с управляющим фирмой и на этот раз не стал маскироваться. Он вручил управляющему свою карточку и объяснил, что нанят сэром Джоном Фарреном для выяснения всех обстоятельств, предшествовавших смерти леди Фаррен, сообщение о которой управляющий, несомненно, видел в газетах. Она застрелилась неделю назад. Утром перед смертью она сделала заказ на садовые кресла торговому агенту их фирмы. Нельзя ли, спросил Блэк, повидаться с этим человеком?
Управляющий выразил крайнее сожаление, но все три его агента были в отъезде, а когда они в пути, с ними нет никакой связи. Они проделывают большие расстояния. |