— Коньяка пожалел родному человеку!

— Ладно, ладно, родной человек! — Брат опустил свои пакеты на пол и, не разгибаясь, обнял меня за талию и поднял.

— Ты с ума сошел! У меня простуда!

— А у меня дочь! Элен! Представляешь, у меня теперь есть своя собственная маленькая женщина! Моя! Только моя!

— Это замечательно. Теперь поставь меня на пол.

— Слушаю и повинуюсь, моя простуженная госпожа сестра. Так ты продолжишь пить коньяк или давай со мной шампанского за нашу принцессу? — Он вытащил из пакета бутылку «Вдовы Клико». — А? Тетушка?

— Ты что, клад нашел?

— До чего же ты практичная, тетушка! Просто противно! — Он достал из шкафчика хрустальные фужеры; у моего брата страсть к красивой посуде. — Баккара! Слышишь, как поют? — Любовно позвенел фужерами, поставил их на стол. — Салют в честь белокурой Мадлен! — И эффектно выстрелил пробкой.

Я невольно схватилась за голову. Белокурая Мадлен…

— Ох, извини! — В глазах Виктора виноватое сочувствие. — Я забыл. У тебя ведь голова болит. — Он принялся аккуратно наполнять бокалы.

— Ничего. Но… Но почему Мадлен? Вы же хотели вроде бы Шарлот или Ани. И вдруг Мадлен?

Брат лукаво улыбнулся.

— А потому что Мадлен — это немножко Элен. Ну в честь тебя как будто, и как будто — сама по себе. Она в нашу породу — сразу родилась с беленькими волосиками. Представляешь, такая маленькая, — он показал ее размеры руками, — а орет! И беленькие кудельки, совсем как у тебя. Давай за Мадлен, тетушка, — ласково произнес брат, и мне показалось, что в его глазах влажно мелькнули слезы.

— Ты плачешь? — удивилась я. — Все же хорошо! Или это от счастья?

— Давай выпьем. И я съел бы чего-нибудь. Пощусь с самого утра, — виновато пояснил он, когда мы выпили. — У тебя нет супа?

— «Вдову Клико» с супом? Оригинально!

— Если нет, так и скажи. — Брат заглянул в холодильник.

— Вики, но ведь я не знала, что ты захочешь супа. Попросил бы заранее, я бы тебе сварила. А ты даже не предупредил меня, что повезешь Софи в клинику.

— Ну совершенно голова не варит, я же накупил всего-всего! — Он захлопнул холодильник и полез в свои пакеты. — Никому говорить нельзя, когда женщина рожает!

— Ага, нельзя? А своему Рейно сказал? Потому что он твой начальник?

— Элен, но ведь я отпрашивался у него на весь день! — с набитым ртом оправдывался брат, успев уже откусить полбагета. — И на всякий случай, на завтра.

— Завтра он велел тебе кровь из носу быть в Центре Помпиду! В двенадцать!

— Ну и буду! — Виктор дернул плечом. — Что ты злишься? Лучше давай тарелки, вилки. Ножи. Вот окорок, вот икра. Рыба. Овощи. Фаршированная курица. Если хочешь, можно подогреть в печке. Пирожные. Ты ведь любишь пирожные? Я специально купил их для тебя. А ты злишься! Что опять не так?

— Вики, по-моему, это у тебя что-то не так.

— Не у меня. — Он помолчал. — У Софи.

— Что с ней?

— Ничего! Если бы я знал, что ей будет так тяжело рожать, я бы в жизни не стал с ней спать! Не нужны мне никакие дети! Мне нужна только моя Софи! — сдавленно прошептал брат и закрыл руками лицо. — Моя единственная, моя милая, моя маленькая, нежная, умная, моя самая лучшая…

— Вики, Вики, — я как можно нежнее погладила его по голове и, чувствуя, что брат рад моей ласке, осторожно спросила: — Но теперь же все позади? Девочка здоровенькая?

— Здоровенькая.