Боюсь ли я этого вместе с ней? Черт, да.

Знаю: пути назад нет. Это мгновение, наши скрещенные взгляды и ее нежное изящное гибкое тело в колыбели моих рук... этот момент впечатался в мое сердце. Даже если ничего больше не произойдет, навсегда его запомню.

Рания медленно поднимает руку между нами, чтобы коснуться моей щеки. Я скольжу ладонью ниже по ее бедру, останавливаюсь на колене, а потом с сомнением снова поднимаюсь. Когда моя рука приближается к ее ягодицам, глаза Рании расширяются, а дыхание становится прерывистым. Я останавливаюсь там же, где и раньше, прямо под изгибом. Она поднимает подбородок, не отводя от меня глаз; это жест смелости, дерзости... позволения. «Давай же», — об этом говорит поднятый подбородок. — «Коснись меня. Давай же, смелей».

Она подбадривает себя, а не меня. Я глубоко вздыхаю, собираю все свое мужество, скольжу мимо ее упругой попки вверх и поглаживаю пальцами щеку Рании. Я могу чувствовать, как бешено в ее груди бьется сердце. Она в ужасе.

— Рания, я...

Она прерывает меня, прижав пальцы к моим губам. Ее пальцы поглаживают мой подбородок, горло, грудь, живот и останавливаются на ширинке военных штанов. Я снова понимаю, что она пытается сделать то, что, по ее мнению, я от нее жду. Но этот раз должен быть для нее. Я беру ее пальцы в свои и убираю их, а потом кладу ее ладонь себе на щеку.

Я хочу почувствовать ее удовольствие. Испытать мгновение счастья, ради которого она ничем не будет жертвовать. Она раскрывает рот, чтобы заговорить, но я накрываю ее губы своими в быстром, невинном поцелуе, чтобы успокоить. Она хнычет, когда встречаются наши губы. Рания двигается, чтобы снова меня поцеловать, но я с усмешкой отстраняюсь, качая головой. Теперь она выглядит абсолютно сбитой с толку. Я смеюсь - мои плечи тихо дрожат, - и снова двигаюсь ей навстречу, чтобы поцеловать. Она мягко стонет и выгибается, чтобы быть ближе ко мне.

Я углубляю поцелуй, касаясь ее языка своим и чувствуя ком в груди - мое совершенно разбитое, окровавленное сердце смягчается от того, с каким пылом она отвечает. Рания впервые испытывает эту восходящую радость поцелуя, от которого сердце становится огромным из-за прикосновения губ к губам, из-за необыкновенного ощущения от сплетения языков.

Я начинаю медленно обнажать ее кожу. Рания теряется в поцелуе, издает низкий горловой звук, когда моя ладонь скользит по ее заднице, сжимая одно упругое полушарие и переходя на второе. Она крепче прижимается задом к моей руке - неуловимые, едва заметные движения, но их достаточно для поощрения. Ей нравятся мои прикосновения. Скольжу ладонью вверх, выводя под блузкой круги по ее спине, плечам, прослеживая позвоночник, и возвращаюсь к попке. Тело Рании напряжено, нервы на пределе. Мы томно целуемся, я вожу руками по ее телу, одновременно успокаивая и возбуждая ее. Девушка привыкает к моим прикосновениям, ее напряжение слабеет.

Прерываю поцелуй, касаюсь ладонью ее щеки и поглаживаю скулы Рании большим пальцем. Снова ее целую, но в этот поцелуй вкладываю все зарождающиеся эмоции: весь мой страх, все мое желание, мою потребность, мою... всю силу моей заботы. Я позволяю себе думать только об этом.

Она чувствует все это в поцелуе. Когда я отодвигаюсь, ее подбородок дрожит, а глаза увлажняются.

— Что ты со мной делаешь, Хантер? — прерывисто шепчет она на арабском так, что я едва слышу; мне приходится поработать, чтобы ее понять.

Я лишь улыбаюсь ей. В предчувствии того, что я собираюсь сделать, сердце начинает яростно биться.

— Доверяешь мне? — спрашиваю я на арабском.

Она сомневается, всматриваясь в мои глаза, затем кивает.