— Если он может стрелять из винтовки и убивать неверующих, он – мужчина, — говорит один из них.

— Тебе следует пойти домой к своей маме и позволить мальчику делать мужскую работу.

— У нас нет мамы и папы. Они умерли. Я нужна ему. Пожалуйста, помогите найти его.

Странный, голодный взгляд укрепляется в их глазах, когда они понимают, что я одна, совсем одна. Их взгляд путешествует по моему телу от моего разорванного хиджаба до старого платья, маленькой девичьей груди и тонких ног, треугольнику между ними, видимому, когда от ветра платье облегает моё тело. Я знаю, что они хотят. Хорошо знаю. Я видела, что мужчины делают с женщинами, и знаю, что не хочу, чтобы такое случилось со мной с этими мужчинами.

Я немного отхожу, наблюдая за ними. Они не двигаются, но тот, кто сказал, что видел моего брата, слегка кивает.

— Мне нужно выпить! — говорит он, наверно, слишком громко, и остальные забывают обо мне, когда их головы занимает поиск алкоголя.

Они уходят в ночь, и тот, что добрее, оглядывается на меня. Он старше остальных; возможно, у него есть – или была – дочь моего возраста. Возможно, он тоже знает, что бы случилось со мной, и стремится избавить от этого единственным известным ему способом. Я киваю ему, молча благодаря. Он щёлкает пальцами возле своего колена, быстрым и тихим жестом призывая меня уходить.

Я оборачиваюсь и бегу через улицу, поворачивая вслепую, пока звук их смеха не стихает. Я прекращаю бежать, осматривая место, чтобы сориентироваться. Все те же здания, коричневые стены темные в лунном свете, витрины магазинов были затворены, а решетки закрыты. Кажется, город опустел. На самом деле, это не так, не совсем. Люди закрываются в своих домах, где у них есть, по крайней мере, иллюзия безопасности. Одинокая, потерянная, у меня нет такой иллюзии. Я бесцельно иду на шум, к свету костров. Миную скопления мужчин с вездесущими винтовками. В этот раз я держусь подальше от них в поисках более мелкой фигуры.

Я молюсь Аллаху, хотя и обещала себе не делать этого.

— Аллах, всесострадательный, всемилостивый, пожалуйста, позволь мне найти Хасана. Позволь мне найти его живым, пожалуйста, Аллах.

Возможно, это удача, возможно, Аллах отвечает на мои молитвы, но я нахожу его. Он притворяется мужчиной, повесив ружьё на плечо: ужасное оружие почти такой же высоты, как он. Он стоит с группой мужчин, смеясь над сказанной шуткой. Хотя он её даже не понял. Я могу сказать это по тому, как он осматривается вокруг, чтобы видеть, смеются ли остальные, и останавливается вместе с ними.

Я подхожу к нему; страх был забыт, его место заменил гнев. Хватаю его за рубашку и разворачиваю. Я сдёрнула ружьё с его худого плеча и сунула в руки мужчине рядом с Хасаном. Я шлёпаю Хасана по лицу один раз, второй, так сильно, как могу.

— Ты - глупый маленький мальчик! — кричу я громко. — Ты сбежал, маленький идиот! Я весь день искала тебя.

Мужчины смеются, а Хасан сердится, смущаясь.

— Оставь меня в покое, Рания! Я мужчина, а не мальчик. Мне не нужно, чтобы ты играла в мою мамочку. Я солдат. — Он забирает ружье у мужчины рядом с ним и решительно вешает его на плечо. — Я солдат. Сегодня я убил человека. Я выстрелил в него. Я - Хасан. Я буду изгонять неверующих с нашей земли, и ты не сможешь меня остановить.

Я беру его за ухо и выкручиваю, заставляя его идти.

— Ты возвращаешься домой. Ты не солдат, ты - двенадцатилетний мальчик.

Он вырывается из захвата и ударяет меня по щеке так сильно, что моя голова дёргается в сторону.

– Отъ*бись!

Ошеломлённая, я замираю и касаюсь своей щеки.

— Хасан! Что бы сказала мама, если бы услышала твои слова?

Его глаза наполняются гневными слезами. Он не пытается остановить их.

— Мне плевать! Мама умерла! Папа тоже! Осталась только ты, но ты – всего лишь девочка.