до н. э.). Здесь так же, как и в горных поселках-акрополях типа Карфи или Загоры, максимальная концентрация жилых домов на небольшом пространстве, стиснутом стеной и морем, остается наиболее рациональной формой застройки.
Прямо противоположным способом решают по сути дела ту же самую задачу создания оптимальной системы защиты на случай вражеского нападения основатели Эмпорио на Хиосе (к сожалению, пока лишь единственный пример поселения экстравертного типа за весь геометрический период). Основная часть поселения его, если можно так выразиться, — «жилые кварталы» — выносится здесь за пределы укрепленной площадки на вершине холма, благодаря чему каждый домохозяин мог ставить свое жилище, где ему заблагорассудится, не считаясь ни с линией стен, ни с другими стесняющими его свободу факторами, но все же не слишком удалясь от акрополя, где в случае опасности он легко мог укрыться вместе со сво скарбом и скотом, оставив дом на открытом склоне холма на произвол неприятеля. При первом знакомстве такая организация обитаемого пространства производит достаточно странное впечатление. В том же Эмпорио почти 40 процентов всей площади поселения (около 2,5 га) занимает площадка акрополя, на которой, за исключением двух небольших храмов, не было никаких построек и, видимо, никто не жил. Объяснение этого феномена можно искать, с одной стороны, в обычной для религиозной практики греков табуации священного участка — темена, — а акрополь Эмпорио, вероятно, выполнял эту функцию так же, как в более позднее время выполняли ее афинский акрополь и акрополи многих других греческих городов. С другой стороны, весьма возможно, что религиозный запрет служил здесь, как это нередко бывает, лишь «благовидным» прикрытием и оправданием для мотивов вполне «светского», а, точнее говоря, политического свойства. Укрепленный общими силами всего племени акрополь считался коллективным достоянием всех составляющих его общин, независимо от того, где обитала каждая из них — непосредственно у подножия цитадели или на некотором удалении от нее. Захват и монопольное использование акрополя одной из этих общин поставил бы все другие в крайне невыгодное положение. Иначе говоря, табу, ограждавшее цитадель от ее использования под жилую застройку, являлось важнейшей гарантией внутриплеменного единства. Можно, таким образом, предположить, что в каждом отдельном случае выбор типа поселения — интравертный или экстравертный — зависел или от условий местности, или, что еще более вероятно, от размеров социальной группы, обосновавшейся на жительство в данном месте. Такие поселения интравертного типа, как горные деревни Крита вроде Карфи или Кавуси, Загора и даже древнейшая (I—II) Смирна, включающие каждое по нескольку десятков убогих глинобитных домов, в которых едва ли могло разместиться население, превышающее три-четыре сотни человек, конечно, не могли быть не чем иным, кроме обиталища небольшой семейно-родовой общины, т. е. объединения нескольких семей, связанных, а может быть, и не связанных общностью происхождения и группирующихся вокруг главенствующей семьи патриарха-ойкиста, основателя нового полиса. С другой стороны, Эмпорио и другие подобные ему поселения экстравертного типа явно рассчитаны на то, чтобы служить опорной базой для какого-то сообщества более значительного масштаба, скорее всего, племени.
Генетическая связь геометрических поселений интравертного типа с «городскими» культурами бронзового века представляется нам весьма вероятной. Отдаленным прототипом Смирны или Загоры вполне могло послужить, например, среднеэлладское городище Мальти-Дорион в Мессении, продолжавшее существовать вплоть до конца микенской эпохи. Подобно Заторе Мальти было расположено на плоской вершине холма (высота 280 м над уровнем моря). Все городище окружала стена с пятью воротами толщиной от 1,60 до 3,55 м (длина по периметру 420 м). На внутренней площадке городища было открыто в общей сложности 320 различных помещений. |