Основания для таких мифов рождались на Западе ежедневно, но в момент рождения событие не было мифом, а только суровой правдой жизни, реальностью как она есть.

Доктор Руперт Клэгг, который являлся живой легендой в большей степени, чем сам об этом подозревал, распознал подобного человека в Майке Шевлине.

— Извините за резкость, — начал Шевлин, — но по-другому не объяснишь. Мэм, — обратился он к Лайме, — я хочу, чтобы вы покинули город. Вы должны уехать отсюда завтра утром первым же дилижансом, не позже. А еще лучше позвольте мне отвезти вас на повозке до рассвета.

— Неужели настолько серьезно? — вмешался Клэгг.

Майк описал ситуацию. Он доложил и о своих шагах в отношении Бена Стоува и Вилсона Хойта.

— А что же с золотом? — спросил доктор. — Вы все еще не знаете, где оно?

— Нет. У меня есть подозрение, но его надо проверить. Я убежден в том, что они попытаются вывезти его отсюда. Уверен, они Полагают, что операцию необходимо осуществить теперь, поскольку в ближайшее время может не оказаться благоприятной возможности. И в этом они правы.

— Я не поеду, — твердо заявила Лайна. — У меня здесь дело, и я отказываюсь спасаться бегством. Я останусь в городе и доведу дело до конца.

— А теперь послушайте… — настаивал Майк.

— Извините, мистер Шевлин, — неожиданно улыбнулась Лайна, — не исключаю, вы с самого начала знали, что я откажусь, хотя, понимаю, вам необходимо было попробовать… Нет, остаюсь, и кончим на этом. — Она посмотрела на его чашку. — Мистер Шевлин, вы совсем не пьете чай.

Он сделал большой глоток, немного обжег рот и хотел было выругаться, но вовремя удержался.

— Не знаете, кто замешан в афере, организованной Стоувом? — спросил Клэгг.

— У меня есть предположение.

— Мерриэм Клэгг?

Шевлин посмотрел в глаза доктору Руперту.

— Я подозреваю именно его.

— Я тоже, — сказал Клэгг и добавил: — Мой дальний родственник всегда считался весьма состоятельным. Но теперь он время от времени нуждается в деньгах. А он не тот человек, кто рискнет своим имуществом, если только прибыль не обещает быть более чем достаточной.

Несколько минут все молчали. Они пили чай в тишине, а потом Лайна сказала:

— Мистер Шевлин, боюсь, мне придется вас уволить.

— Почему?

— Принять такую жертву от вас с моей стороны непорядочно. Вашей жизни угрожает опасность.

Он улыбнулся в ответ.

— Мэм, вы ошибаетесь. Я заварил кашу не ради вас, а ради тех десяти процентов от полумиллиона долларов и ради Элая Паттерсона. — Его глаза сверкнули. — Хотя должен заметить, что уж если бы собрался рискнуть своей жизнью, то не нашел бы для этого лучшей причины, чем вы.

Лайна вспыхнула, но не отвела взгляд.

— Глупая причина, мистер Шевлин. Девушка всегда предпочитает живого мужчину мертвому.

— У нас простые чувства, мисс Теннисон, — сказал Шевлин. — Мы несложный народ. Когда на Западе человек хочет быть плохим или подлым, и при этом он достаточно крутой и сильный, то его мало что остановит. С другой стороны, если человек остается честным, то потому, что такова его воля. Не так, как у вас на Востоке, где действует закон и все такое прочее. Здесь очень мало полутонов, и есть только черное и белое, а общественное мнение осуждает лишь трусость и нарушение слова.