Анна Гаврилова, Кристина Зимняя. Расколдуйте это немедленно!
Глава 1
Город внизу радовал глаз россыпью огней, но полюбоваться этим дивным зрелищем решила только я. Ребята жарили сосиски на костре, который развели прямо посреди крыши, и болтали, приправляя рассказы «как я провел лето» шутками и смехом. Я же, устроившись на парапете с гитарой на коленях, крутила в руках неоткрытую банку с давно нагревшимся пивом и смотрела вдаль. Группу свою я любила — таких безалаберных разгильдяев специально искать станешь и не найдёшь, — но единственное исключение в лице нашей первой красавицы Илоны Боровицкой изрядно подпортило удовольствие от общения. Ну вот сколько можно объяснять, что не нужен мне её любимый Дэн Роков? А этот балбес ещё и подначивает всё время — и не поймёшь: то ли и вправду клинья подбивает, то ли Илонку раззадоривает. Вот и сегодня зачем-то начал мою новую стрижку нахваливать, а у Боровицкой от этих комплиментов чуть пар из ушей не пошёл. — Машенька, что же ты от коллектива отрываешься? — промурлыкал возле уха неслышно подкравшийся предмет моих невесёлых размышлений и попытался обнять. — Денис, отвянь по-хорошему, — передёрнув плечами, чтобы сбросить его руки, отрезала я. — Мышь, ну не куксись, — уже нормальным голосом продолжил парень. — Пойдём! Как-никак начало третьего курса обмываем, а ты отлыниваешь! Обижусь — сама в деканат за хвостовками ходить будешь, — пригрозил Дэн, к несчастью, являвшийся у нас главным разгильдяем — то есть старостой. — Уговорил, шантажист недоделанный, — буркнула я. — Минут пять ещё посижу и приду. — Жду, Мышенька, — «обрадовал» Денис, взъерошив пятернёй мои без того растрепанные волосы и сбив при этом на нос примостившиеся на макушке темные очки. Сквозь чёрные стёкла ночной город разглядывать было совсем не интересно, но едва я потянулась, чтобы вернуть аксессуар на прежнее место, как за ухом прошипели: «Я предупреждала!» — и сильный толчок в спину отправил меня навстречу ветру.
Кажется, я даже не заорала. В голове стремительно завертелись картинки из недалёкого будущего. И особенно ярко представлялись почему-то не рыдающие на кладбище родители, не сестра Катька, перетаскивающая свое барахло в мою комнату, а нервный тик полицейских, обнаруживших моё тело, и заголовки в новостных лентах. Не каждый же день с крыши недостроя спрыгивают студентки в обнимку с гитарой и банкой пива. С фланелевой рубашкой в клетку, кружевными трусами и молотком в рюкзаке, да ещё и в тёмных очках — последние, очевидно, чтобы не так страшно лететь было. Я истерично хихикнула. Нелепо! Нелепо вот так вот закончить жизнь в неполные двадцать. Не хочу! Я ещё столько всего не успела. Институт не закончила, замуж не вышла. Песню свою лучшую не написала. И Филька! Они же Фильку голодом заморят! Мысль о несчастной доле полосатого чудовища была последней перед тем, как темнота вокруг взорвалась ослепляющим светом.
— Эннэ крау кори шас! — Голос был красивый — звонкий и в то же время глубокий. Незнакомые слова звучали веско, уверенно. Наша литераторша за такое «с выражением» исполнение точно бы высший балл поставила, а что непонятно ничего — так мало ли на каком там наречии ангелы с душами общаются. Я была совершенно уверена, что угодила прямиком в рай — ну не могли же меня после такой глупой и преждевременной смерти в ад отправить! Должна же быть в мире справедливость, правда? Ответ на этот животрепещущий вопрос пришёл внезапно и болезненно. Путём столкновения моего тела с чем-то твердым. Слепящий свет сменился чередой разноцветных вспышек, пиво, не выдержав длительной встряски, вырвалось из-под слетевшего язычка и окатило меня пеной. |
