«У Валета есть доступ», — гласит оно. «Никаких записей о перемещении объекта на Эйвон. Но Валет нашел скрытые декларации десятилетней давности из неизвестного места в секторе, где разбился «Икар». Три партии и три пункта назначения. Коринф, Верона, Эйвон».

Бумага начинает дрожать из-за дрожащей руки Джубили. Она выросла на Вероне. И там тоже произошло восстание десять лет назад. Я протягиваю руку и обхватываю ее руку своей, укрепляя листок.

«КЛ» использует Эйвон как лабораторию, солдат как подопытных. Шепоты бы никогда не навредили им, ярость, должно быть, является побочным эффектом. Единственный способ остановить все это для Д и Ф — найти доказательство, которое можно предъявить галактике. Не позвольте моему отцу сделать такое с кем-нибудь еще».

Остальная часть послания Лили Лару — это снова бессвязные рассказы о вечеринках, как будто мода — это все, что ее заботит в этом мире. Джубили позволяет своей руке упасть, листок падает ей на ноги.

— Зачем он это делает? — Я не могу думать, фоновый гул двигателей разрушает мои мысли. — Что этот человек имеет против Эйвона?

— Не против самого Эйвона, — тихо отвечает Джубили, поднимая глаза, чтобы встретиться с моими. — Эйвон удобен. Далеко от галактического центра, слишком молодой, чтобы кто-то мог наблюдать за ним. Бесконечная война, обеспечивающая бесконечный запас испытуемых.

— Испытуемых для чего? — Разочарование заставляет голос сломаться. — Какая ему радость от того, что люди попадают под ярость?

— Лили сказала, что это побочный эффект того, что он делает. Может быть, он просто еще не усовершенствовал его. — Она рвано дышит. — У меня не было времени рассказать тебе раньше, но что-то случилось с командиром Тауэрс как раз перед тем, как все произошло с Молли.

Из-за проглядываемого страха в глазах Джубили у меня пересыхает горло, и мне приходится прочистить его.

— Она сорвалась?

Она качает головой.

— Нет, это было нечто другое. Она рассказывала мне, что «Компания Лару» здесь уже много лет изучает нас. Они сказали ей и ее предшественникам, что они изучают ярость, но… — Она смотрит на свои руки, и я знаю, что она думает о пятнах крови, которые я смывал. — Она не сорвалась, не напала на меня. Она просто остановилась. Вернулась к работе. Как что-то просто… взяло верх над ней.

— Как будто что-то контролировало ее? — Я стараюсь не признавать холодок, проходящий через меня, разговор с Софией возвращается ко мне. — Моя подруга в городе, та, кто помогла мне спрятаться… дочь Дэвина Куинна. Она сказала, что ее отец был странным за неделю до взрыва, рассеянным. Ты говорила, что ярость всегда быстрая и жестокая, но это не то, что случилось с Дэвином, которому нужно было время, чтобы создать и установить бомбу. Или с командиром Тауэрс. Или… — голос срывается.

Джубили кивает, ее лицо мертвенно бледное в свете панелей управления.

— Или со мной. — Фоновый гул двигателей и жизнеобеспечения становится громким и тяжелым. Голос Джубили тихий, как будто если произнести слова слишком громко, это может сделать их правдой. — Возможно, Дэвин был пробным прогоном. Может быть, и Тауэрс, чтобы она не раскрывала секреты. И почему бы такому человеку, как Родерику Лару, не обладать способностью контролировать умы людей?

Иногда девушке снятся цветные сны. Ее класс в школе — это желтый цвет масла и цветочных лепестков, а ее книги — богатая синева глубоких океанов, о которых она читает. Ее мать — теплая, красно-оранжевая, а ее отец — светло-персиковый, что оттеняет ее, смешиваясь с ней, чтобы превратить их обоих в цвет восхода солнца.