Желудок скручивает, вина пробивается сквозь него.
— Он придет к вам с города. Он придет к тебе с городской стороны, но не сегодня. Потребуется некоторое время, чтобы все организовать, что дает время вам повысить безопасность, добавить еще несколько патрулей, визуально увеличить вооруженность по периметру… если он увидит, что вы ожидаете нападения, он не будет рисковать. Он хочет драться, но он не самоубийца.
Джубили отвечает не сразу, пришпиливая меня к месту долгим, неотрывным взглядом. Потом ее подбородок немного опускается, и она закрывает глаза.
— Умно, — признается она, поднимая свободную руку, чтобы потереть лоб. — Кто-нибудь знает, что ты здесь?
— Нет, черт возьми. — Я стараюсь быть беззаботным, но в тишине, в темноте, меня еле слышно. Каждый дюйм так мал, как и я по утверждению Макбрайда. — Я тоже не самоубийца.
Несмотря ни на что, я замечаю самое крошечное искривление вверх в уголке рта Джубили — самый крошечный намек на ухмылку. Она исчезла мгновенно, будто она быстро вдохнула и выдохнула.
— Я поговорю с начальником службы безопасности, но ты должен вернуться.
Я колеблюсь, грудь налилась тяжестью.
— Я пришел не просто предупредить тебя. Джубили…
— Ли, — резко поправляет она.
— Только когда ты солдат, — бормочу я. — Надеюсь, сегодня ты станешь кем-то другим. — Когда я поднимаю взгляд, она хмурится в ответ. Но у меня выбор небольшой, и я продолжаю. — Слушай, — начинаю я медленно, — тебе нужно поговорить со своими людьми. Выяснить какую-нибудь мелочь, которую ты сможешь нам дать. Что-то, на что я могу сослаться и сказать: «Видите, они говорят с нами». Иначе число сторонников Макбрайда будет только расти.
— Кормак, — раздраженно начинает она, — даже если бы у меня была власть, чтобы что-то сделать для вашей ситуации, я бы этого не сделала, не сейчас. Есть причины, лежащие в основе всего, что мы делаем. Настоящие, честные риски безопасности, которых мы пытаемся избежать. Правила защищают вас настолько, насколько они защищают нас.
— Закрывая школы? Ограничивая доступ к медицинской помощи? Выключая видеотрансляции?
— Мы этого не делали, — быстро отвечает Джубили. — Атмосфера Эйвона мешает сигналам.
— Но вы — те, кто изменил все коды доступа к ретрансляторам спутников «ТерраДин». Сейчас мы вообще не можем послать или получить сигнал… мы полностью отрезаны. Если бы вы могли просто дать нам это… даже не выпуски новостей, а фильмы, документальные фильмы, любое окно за пределы этой жизни, чтобы показать нашим детям.
Ее рука сжимается вокруг рукоятки пистолета.
— Знаешь, Кормак, как они все организовали на Вероне десять лет назад? Это было умно. Они использовали детское шоу, транслируемое по всей галактике. Закодированные сообщения из уст анимированных мифологических существ.
— Я даже не знаю, где находится Верона, — возражаю я. — А мы расплачивается за это здесь, через десять лет, через десять световых лет. У нас нет солнца, нет звезд, нет еды и медицины, нет власти и развлечений для утешения, и никто не скажет нам, станет ли когда-нибудь лучше. Они прихлопнули муху кувалдой.
— Муху? — Она ожесточается, вся напрягается, с усилием сдерживая себя. — Это так вы называете самое большое восстание в прошлом веке? Они выбрали трущобы Вероны, которые были наиболее переполнены людьми, где будет принесен максимальный урон. Они контрабандой привезли оружие, грязные бомбы, как вы их называете. Когда восстание вспыхнуло, целые города от Новэмбэ до Сьерры были в огне, прежде чем кто-либо понял, что произошло. |