Да, я вам скажу, это нужно испытать.

Пунцовые губы Джун словно были созданы для огненных поцелуев. И если первый еще походил на те, что шлют любящие дети родителям в конце письма, то уже второй больше напоминал смерч. Не без сожаления я понял, что до этого целовался с одними куклами и лишь теперь изведал нечто настоящее.

Джун покачивала головой из стороны в сторону, ее зубы нежно, не причиняя боли, теребили мою нижнюю губу. Неожиданно она отстранилась и взглянула на меня.

— Ммм... — пропела Джун. — Как мне с тобой хорошо! — О, ее улыбка! — А тебе, Шелл, тебе?

— Кажется, мои губы пылают.

Джун, довольная, засмеялась:

— Давай сожжем их. Сожжем дотла, ммм...

Ее «ммм...» превратилось в нежнейшую ласку, обжигавшую словно неразбавленный джин — пустой желудок. Мне казалось, что я целовал ее не одними губами, а сразу... сразу... боюсь, слова бессильны, слова больше не принадлежали мне, губы больше не принадлежали мне, ничего больше не принадлежало мне. Хотя нет, кое-что все-таки принадлежало.

Медленно, словно нехотя, Джун оторвалась от моего рта, откинулась назад и убрала руки с моей шеи. Она улыбалась и покачивала головой, а лунный свет серебром отливал на ее изогнутом лебедином горле, на развевающихся волосах. Затем она повела плечами, и узкие бретельки платья услужливо соскользнули. Джун подняла руки, скрестила их на обнаженной груди, призывно глядя на меня широко открытыми сияющими глазами.

С шумом втянув в себя воздух и продолжая улыбаться, она закинула руки за голову, выгнула спину и, еще крепче прижавшись ко мне, снова пылко обвила мою шею.

Ее серебристые в лунном свете груди кружили мне голову ароматом «Белой ночи», дыхание Джун слилось с моим.

Я нашел ее губы, жадно припал к ним и больше не отпускал.

Когда мы приближались к отелю, Джун спросила:

— А ты не мог бы оставить машину где-нибудь сзади, Шелл?

— Без проблем.

— Тогда так и сделай, хорошо? Я... мне не хотелось бы идти через парадный вход, ты понимаешь?

Теперь, когда мы с ней сблизились, ее, мне казалось, больше тревожили предстоявшие мне испытания водой, огнем и взрывом бомбы.

— Лучше бы я отвез тебя домой, Джун.

— Да нет, все в порядке. Правда.

Я припарковался позади «Спартана», и мы вошли через черный ход. Велев Джун подождать в холле, я отпер дверь своей квартиры, зашел внутрь и осмотрелся. Осторожно включил свет... ничего не взорвалось. В спальне я заглянул под кровать, ощупал матрас — пусто. Все выглядело как обычно, однако для пущей уверенности я, стоя у двери, бросил на постель стул, а сам юркнул за стену. Раздался грохот, но его издал стул, свалившийся с кровати на пол. Водрузив его на место, я вышел в холл.

— Все в порядке? — спросила Джун.

— Угу. Никаких бомб под кроватью.

Ее лицо осветилось улыбкой.

— Прекрасно.

Я улыбнулся в ответ, взял ее за руку и повел к себе. Джун с любопытством осмотрела мою квартиру, заинтересовавшись тропической рыбкой и пресловутой Амелией. Потом мы скромно уселись рядком на шоколадно-коричневый диван.

— Выпьем что-нибудь?

Она взглянула на часы.

— Я бы выпила «Джимлит». Или, если у тебя нет лимонного сока, обычного мартини.

— Вот чего нет, так это обычного мартини. Сегодня. Когда дело касается выпивки, у меня появляется все — от лимонного сока и маленьких серебристых луковичек с Бермудов до шотландского виски «Обавалла», бренди «Ватерлоо» и кукурузного самогона.